Требуется обручальное кольцо
Шрифт:
— Как бы там ни было, я полагаю, чувства твоей мамы нас мало касаются, — холодно заметил Вивиан, — если, конечно, она не пожелает ежемесячно выделять нам деньги. Жаль, мы не подумали об этом, когда ты уезжала из дому.
Рози почувствовала, что к глазам подступили слезы. Она прекрасно сознавала, как горько переживает Вивиан отказ ее отца знаться с ними из-за поспешного брака.
— Боже милостивый! — в гневе воскликнул он. — По тому, как они обошлись с нами, можно подумать, что я какой-то мошенник или преступник!
— Так ты… жалеешь, что
Он обнял ее и ответил:
— Ну конечно нет! Ты же знаешь, я люблю тебя, дорогая. Не сомневайся. В то же время трудно жить без денег.
— Да… я знаю.
— А теперь, после всей борьбы и трудов, когда я достиг определенного положения в театре, я не могу от него отказаться.
— Мне очень жаль, дорогой мой, что моя семья оказалась такой… недоброй.
Эту фразу ей приходилось повторять вновь и вновь, даже когда она сама стала зарабатывать и в конце концов начала приносить в дом столько же, сколько Вивиан, если не больше. К тому времени она поняла, что он уговорил ее на побег не только из любви к ней. Его также привлекало ее происхождение и то, что она — леди Розамунда Ормонд, а ее отец — граф.
В одном, однако, она оставалась тверда, и никакие уговоры Вивиана не смогли ее переубедить: если она все-таки выйдет на сцену, то позволит «каждому проходимцу», как говаривал ее отец, глазеть на нее. Но, по крайней мере, она не бросит тень на своих родственников, используя для сцены свое настоящее имя.
— Ну как ты не можешь понять, что твое имя для нас — настоящий клад? — возмущался Вивиан. — Представь, на афишах напечатают: «Леди Розамунда». Ты получишь чуть ли не вдвое больше, и, несомненно, вокруг тебя будут виться толпы поклонников.
— Мне не нужны никакие поклонники, когда у меня есть ты, — возразила Рози. — Я не стану использовать ни свой титул, ни имя отца.
Она сама не знала, почему так упрямится. Врожденная гордость не позволяла ей запятнать репутацию семьи «театральным гримом».
История ее семьи была тесно связана с историей Англии и началась много веков тому назад.
Живя в отцовском доме, Рози никогда не задумывалась о семейном древе, висевшем в кабинете. Ее не особо волновали знамена, захваченные родственниками в многочисленных битвах. И о картинной галерее с бесконечной чередой портретов Ормондов она была невысокого мнения, считая ее мрачной и невыносимо скучной.
В то же время мысль, что в их глазах она может увидеть проклятие, если станет известно, что одна из Ормондов вышла на сцену, была ей нестерпима.
Это единственное, в чем она пошла против Вивиана. В конце концов он сдался и выбрал для нее псевдоним.
— Очень хорошо, — язвительно произнес он, — но если ты хочешь войти в театральный мир, то тебе стоит взять какое-нибудь броское имя, которое публика легко запомнит, — Рози вместо Розамунда и… — Он задумался, а потом договорил: — Рилл вместо Ормонд. Рози Рилл!
Как тебе нравится?
— Согласна, — равнодушно ответила Рози.
Она
— Разве важно, как ты будешь называться, — с жаром произнес он, — если ты останешься такой же прелестной? Можешь не сомневаться, моя дорогая, ты сразишь всех наповал.
Как ни странно, потому что редко сбывается то, что задумано, так оно и вышло.
Поначалу у Рози была крошечная роль в пьесе, в которой Вивиан был ведущим актером. Хотя она произносила всего несколько строк, публика начинала аплодировать, стоило ей появиться на сцене, и в конце концов ее роль увеличили.
— Ты пользуешься успехом, моя прелестница, — сказал Вивиан.
Казалось, он горд и доволен, и Рози тоже была счастлива.
Невозможно было ему объяснить, какой страх она испытывает перед тем, как выходить на сцену, где тебя разглядывают сотни незнакомых людей. Поначалу она так боялась, что голос замирал в горле, и ей хотелось только одного: убежать.
Потом она уговорила себя, что глазеющие на нее зрители не имеют никакого значения. Единственно важным во всем этом было то, что Вивиан доволен ею и любит ее.
— Я люблю тебя, люблю, — повторяла она себе, стоя в кулисах в ожидании выхода.
Именно Вивиан давал ей силы исполнять режиссерские требования. Поначалу это было не очень трудно. Они играли в пьесе, в которой он был звездой, и публика ему аплодировала. Но не потому, что его игра отличалась особым мастерством, а потому, что он был исключительно красив.
Семь лет они играли в театрах Уэст-Энда и ездили на гастроли, все неудобства которых Рози ради мужа безропотно терпела, когда появился мюзик-холл «Гейети».
Вивиана чрезвычайно взволновало это событие. Он без конца говорил о новом театре и его планах, но Рози слушала без интереса.
В отличие от Вивиана ей было трудно полуночничать, но приходилось посещать ужины после спектакля, затягивавшиеся иногда до утра, и в то же время пытаться создавать для мужа домашний уют. А это означало — вставать чуть свет в их дешевой, очень неудобной квартире, чтобы все подготовить к его пробуждению именно так, как он любит.
Мало-помалу она начала вслушиваться в его речи. Театр новый, а потому ярче, просторнее, гораздо удобнее и чище, чем их прежний сарай.
— Устроители ездили в Париж, чтобы ознакомиться с тамошними заведениями, — объявил Вивиан.
Рози заинтересовало, кто эти устроители, но не настолько, чтобы задать вопрос.
— Театр назовут «Гейети», то есть «веселье», что говорит само за себя, — чуть позже сообщил Вивиан. — Он будет располагаться на Стрэнде, а режиссером возьмут Джона Холлингсхеда.
— Хочешь на ужин бифштекс? — спросила Рози.
Она взяла себе за правило хорошо кормить Вивиана. Ее очень беспокоило, как бы он не утратил свою красоту, подобно другим актерам, которые мало ели и чересчур много пили. — Да-да, конечно, — кивнул Вивиан.