Трехгрошовая опера

Брехт Бертольд

Оба.

Так провели полгода мы вдвоем В борделе том, что нам служил жильем.

3

Оба (вместе и попеременно).

Давным-давно, в былые времена.

Он.

Тогда жилось нам лучше, в самом деле.

Она.

Хотя

лишь днем бывали мы вдвоем.

Он.

Ведь ночью гость лежал в ее постели. (Привычней ночью, но сойдет и днем!)

Она.

Когда же понесла я от него…

Он.

Ложился снизу, только и всего.

Она.

Боялся раздавить младенца нам на горе.

Он.

Но все равно младенец сгинул вскоре, И кончились полгода. И потом Уже мы больше не жили вдвоем.

Танцуют. Мак берет трость, которая служит ему футляром для ножа. Дженни-Малина протягивает Маку его шляпу. Мак еще танцует, когда Смит подходит к нему и кладет ему руку на плечо.

Смит. Все в порядке. Пошли!

Мак. Неужели до сих пор не сделали второго выхода из этого свинарника?

Смит пытается надеть на Мака наручники. Сбив его с ног ударом в грудь, Мак выскакивает в окно. Но под окном — госпожа Пичем и полицейские.

Мак (спокойно и очень вежливо). Добрый день, сударыня.

Госпожа Пичем. Ах, милейший господин Макхит. Мой муж утверждает, что и герои мировой истории спотыкались на этом пороге.

Мак. Разрешите узнать, как чувствует себя ваш супруг?

Госпожа Пичем. Ему лучше. К сожалению, вам придется расстаться с вашими очаровательными дамами. Эй, констебли, отведите-ка этого господина на его новую квартиру.

Мака уводят.

(Заглядывает в окно.) Милые дамы, если вы захотите его навестить, вы всегда застанете его дома. Отныне резиденция господина Макхита находится в Олд Бейли. Я так и знала, что он прохлаждается со своими шлюхами. Счет я оплачу. Будьте здоровы, сударыни. (Уходит.)

Дженни. Эй, Джекоб, тут что было!

Джекоб (погруженный в чтение, ничего не заметил). Где же Мак?

Дженни. Констебли тут были!

Джекоб. Боже мой, а я себе читаю, читаю, читаю… Ай-яй-яй! (Убегает.)

VI

Преданный проститутками, Мак благодаря еще одной любящей женщине выходит на волю.

Тюрьма в Олд Бейли. Клетка. Входит Браун.

Браун. Только бы мои люди его не застукали! Господи, хоть бы он миновал уже Хайгейтское болото и вспоминал своего

друга Джекки. Но, как все великие люди, он такой легкомысленный. Если сейчас его приведут, честное слово, я не выдержу взгляда своего старого друга. Слава богу, что хоть луна светит, по крайней мере с пути не собьется, когда поедет через болото.

За сценой шум.

Что такое? О боже, вот его ведут.

Связанный канатами и сопровождаемый шестью констеблями, входит Мак; он сохраняет гордую осанку.

Мак. Ну вот, канделябры, наконец с божьей помощью мы и добрались до нашей старой виллы. (Замечает Брауна, отступившего в самый дальний угол камеры. Долгая пауза, во время которой Мак пронизывает взглядом своего бывшего друга.)

Браун. Ах, Мак, это не я… Я сделал все, что… Не гляди на меня так, Мак… я не выдержу… Твое молчание наводит на меня ужас. (Кричит на констебля.) Не тяни его за веревку, скотина… Скажи что-нибудь, Мак. Скажи что-нибудь твоему бедному Джекки… Скажи хоть слово на проща… (Плачет, прислонившись головой к стене.) Даже словечком не удостоил. (Уходит.)

Мак. Уж этот Браун слизняк. Воплощенная нечистая совесть. И такой слизняк хочет быть шефом полиции. Хорошо, что я на него не накричал. Сначала я хотел было. Но я вовремя сообразил, что пристальный укоризненный взгляд проймет его сильнее всякой ругани. Так оно и вышло. Я поглядел на него, и он заплакал, как младенец. Этот фокус я вычитал в Библии.

Входит Смит с наручниками.

Что, господин надзиратель, потяжелее там не нашлось? С вашего великодушного разрешения позволю себе попросить более удобные. (Вынимает чековую книжку.)

Смит. У нас есть на любую цену, господин капитан. Какие изволите. От одной гинеи до десяти.

Мак. А если вообще никаких?

Смит. Пятьдесят гиней.

Мак (выписывает чек). Хуже всего, что теперь всплывет эта история с Люси. Если Браун узнает, что я за его дружеской спиной забавлялся с его дочерью, он превратится в пантеру.

Смит. Да, что посеешь, то пожнешь.

Мак. Конечно, эта лахудра уже где-то здесь. Приятное будет время перед казнью, ничего не скажешь.

Ах, господа, куда теперь мне деться? Могу ли я такой быть жизни рад? Я истину одну усвоил с детства: Лишь тот живет приятно, кто богат!

Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый светильник. На щитах надпись:

БАЛЛАДА О ПРИЯТНОЙ ЖИЗНИ

1

Твердят, что на земле всего прекрасней Жизнь мудреца, что пустота в желудке И холод в доме — это предрассудки. Оставьте про себя такие басни! Кто хочет жизнью тешиться простой, Пусть тешится. Увольте лишь меня. Нигде, нигде на свете даже дня Нельзя прожить на пище на такой. Одной свободе разве будешь рад? Лишь тот живет приятно, кто богат.