Треллисанская конфронтация
Шрифт:
Кирк согласился:
– Да. Они могут говорить об измене с Годором, но мы для них чужеземцы, и они не знают, стоит ли нам доверять. Я надеюсь, нервы у них не сдадут раньше времени.
Сам себе он задал вопрос, который так и не сорвался с языка Спока: «Неужели это именно те мятежники, на которых можно положиться?»
Начинался прилив. Море уже вплотную подступило к утесу, к которому они подошли.
Огибать его пришлось по колено в воде, а иногда случайная волна доставала им даже до пояса, а потом устремлялась дальше к берегу, с ревом разбиваясь о скалы. Под напором
– Я отплачу в космосе, – поблагодарил его Кирк, выдавив из себя улыбку. Он боролся с желанием поторопить своих сопровождающих, чтобы успеть до того, как прилив войдет в полную силу. Сама по себе вода ему ничуть не досаждала; море было относительно спокойно, пляж находился неподалеку, а он хорошо плавал. Скорее, причиной его беспокойства была навязчивая идея о том, что эта ровная водная гладь, в лунных лучах переливавшаяся и искрившаяся серебром, должна непременно скрывать под собой загадочных, враждебных силонов. И от этого море вдруг утратило свое дружелюбие. Оно принадлежало невидимому врагу.
Наконец, они дошли до расщелины в скале, свернули к ней и оказались в небольшой пещере, где вода стояла совсем неподвижно. Ее заливал лунный свет, струившийся из разлома наверху. В его лучах был виден крошечный пляж и рыбацкая лодка, вытащенная на берег.
Кирк придержал Годора.
– Неужели никакой гемот не контролирует рыболовство? Почему эти люди загоняют лодку сюда вместо нормальной бухты?
Годор вырвал свою руку.
– Какое вам до этого дело? Конечно, такой гемот есть, и он не разрешает рабам иметь собственные лодки и заниматься промыслом. Они работают тайно и втайне продают свою рыбу.
Кирк поморщился.
– Следовало догадаться самому. Они понимают, что подвергают свою лодку большому риску?
– Да. Я им объяснил. Но сейчас они вообще не могут ею пользоваться, потому что силоны уничтожают все суда, приближающиеся к местам промысла. Им терять нечего. Я сказал им о том, что когда мы убьем силонов, мы сможем вступить в Федерацию и разогнать гемоты, и тогда они смогут рыбачить до одури.
Кирк изумленно на него посмотрел, но ничего не возразил. После небольшой паузы он сказал:
– Хорошо. Давайте грузить эту штуковину и трогаться с места.
Ящик, который принес Годор, осторожно погрузили на борт, а потом в лодку забрались Кирк, Спок и Годор, чтобы настроить механизм, лежавший внутри. Но когда они закончили работу, стало ясно, что вокруг никого не было. Смелость все же изменила рыбакам, и они потихоньку сбежали теми тайными тропами в скалах, которые были известны только им. Годор негодовал, но Кирк от всей души рассмеялся, да так, что с трудом смог остановиться. Раб смотрел на него, широко открыв рот, но Спок, удивленно подняв брови, отвесил ему словесную оплеуху:
– Сэр, ваша легкомысленность удручает.
Так же неожиданно Кирк помрачнел.
– Ты прав, как всегда, Спок. Теперь сойди на берег и помоги мне столкнуть лодку в воду, а я покажу тебе, как надо грести.
Пока они изо всех сил толкали, по щиколотку увязая в песке, Споку пришла в голову одна мысль.
– Капитан,
Кирк, обливавшийся потом, ответил сквозь стиснутые зубы:
– Мистер, Звездный Флот обязан вас предупредить, что быть первопроходцем – задача не из легких.
Спок ничего не ответил. Вместо этого он изо всех сил налег на корму, словно вымещал на ней свое раздражение, и лодка медленно, но верно, скрипя всеми досками, соскользнула на мелководье. Кирк издал воинственный радостный клич, шагнул в воду по пояс и перекинул свое тело на борт. Спок последовал за ним. И когда он приблизился к лодке, то, подняв голову, с радостью увидел протянутую ему руку и широкую улыбку командира. Вулканец подумал о том, что это было чем-то большим, чем просто ветреность или разрядка нервов: это была радость мальчишки, с нетерпением ждавшего долгожданных каникул.
Отношение Спока к открытым человеческим чувствам всегда было сложным: смесь зависти к свободе и пренебрежения к полной несдержанности. Джеймс Кирк стал тем человеком, которым Спок мог только восхищаться, первым человеком, в котором не было и капли вулканской крови, однако при этом способным контролировать свои эмоции ради достижения намеченной цели, полностью подпадавшим под определение древнего земного философа: «… жизнь, контролируемая разумом и вдохновляемая эмоциями». Но теперь контроля как не бывало. Выполняя это важное, смертельно опасное дело, Джеймс захлебывался в ребячьем восторге вместо того, чтобы быть предельно собранным, как то понравилось бы Споку. Кирк перешел границы просто человека, и Спок, который смертельно бы оскорбился, скажи ему кто, что он способен кого-нибудь боготворить, сейчас был растерян и сбит с толку.
Доктор Леонард Маккой закончил планерку в своей ординаторской и сейчас наблюдал за тем, как его ассистенты выходили из комнаты на подкашивающихся ногах. Никто из них не жаловался на утомительные многочасовые занятия и психологические перегрузки, но даже не принимая во внимание их очевидное физическое утомление, Маккой догадывался, что они чувствуют. Он знал, что состояние его учеников близко к его собственному, если не хуже. По крайней мере, у него за плечами был опыт работы в Звездном флоте; неважно, насколько глубоко он сопереживал человеческой боли, на своем веку он повидал столько последствий военных действий, что это не могло не сказаться на его отношении к ним: острота ощущений не шла ни в какое сравнение с тем, что испытывали сейчас новоиспеченные треллисанские медики.
Ирония заключалась в том, что сейчас поток раненых пошел на спад, и именно это беспокоило Маккоя больше всего. Воздушные бомбардировки сократились, и было похоже, что вскоре их не станет вовсе. Силонские суда, прилетавшие на Треллисан, являлись, в основном, оккупационными судами, а те небольшие военные корабли, что время от времени все же совершали посадки, прибывали исключительно с целью поддержки колониальных завоеваний на море. Все указывало на то, что продолжения военных действий, по крайней мере в ближайшее время, не предвидится.