Трем девушкам кануть
Шрифт:
А вокруг непролазная жижа.
– Как же тот, что из машины, в такую каку вступил? – поинтересовался Юрай. – Тут без сапог…
– Почему без сапог? – удивился мужик. – У него сапоги были. Высокие такие, с отворотами. На охоту в таких начальники ходят… Ванька Тряпкин нашел такие в овраге. Почти новые. У него как раз день рождения был, он утречком побежал за самогоном коротким путем, глянь – сапоги. Сначала один, потом другой. Он прямо весь аж похолодел. Чтоб в день рождения и такое. Он неделю их сушил, а когда высушил, то стал бояться, что кто-то признает их. Он парень совестливый, он
Иван Тряпкин был дома, ковырялся в приемнике.
– Жена к матери поехала, а я кумекаю, нельзя ли его запустить по новой. В школе я как-то больше соображал, а сейчас мозги на раскоряку.
Просительный взгляд на Юрая получился у него невольно, и Юрай подумал: «Вот я идиот, что забросил свое радиобаловство, помоги я сейчас мужику, он бы мне все отдал».
– Не уверен, но давай посмотрю. – Юрай развернул к себе распахнутое нутро старой радиолы, баба Саня и мужик вежливо сели на маленьких табуреточках у входа. Приготовились ждать.
Неважно, что дело не получилось.
– Я на это и не рассчитывал, – сказал Иван. – От нечего делать сел…
Но выяснилось, что дело было. Сапоги были предъявлены, и «фуражный» мужик признал в них те, которые видел на очкастом. Уже вчетвером они дошли до того места, где Иван их нашел. «Сначала левый, потом правый».
«Вот как это было, – подумал Юрай. – Они уже уезжали. От сапог плохо пахло. „Их надо выбросить, – могла сказать Лидия Алексеевна. – Не тащить же в Москву“. Интересно, лежала ли в машине „сменная обувь“? Или пришлось Лидии Алексеевне спускать Лоде ботинки, чтоб он смог выйти из машины? И как они их выбрасывали. В окно на ходу или открывали дверь? На ходу – точно, иначе чем объяснить, что сапоги не лежали рядом?»
А потом пили разбавленный спирт, заедали картошкой, обжаренной в свиных шкварках. И опять мужик со скотного двора на несколько секунд превращался в божество, и в одну из таких секунд он, повернув к Юраю просветленное и мудрое лицо, сказал:
– Он, значит, шел убивать… А меня, значит, обозвал вором… Вот какой, значит, расклад в жизни.
– Помянем раба Божьего, – сказала баба Саня. – Сильно он кому-то досадил. Сапог не пожалели… Выкинули…
– А я считаю, – сказал Иван, – что право носить их я имею. Я нашел, я их высушил. Это ж нельзя такое вообразить, что их выкинули, чтоб потом за ними вернуться?
– Нельзя, – твердо сказал Юрай. – Но ты мне их на недельку дай. Богом клянусь, верну. Хочешь, в залог оставлю документ.
– Мы же друзья, – сказал Иван. – Выпьем за счастливое возвращение сапог. Немаловажная вещь – возвращение. Хоть людей, хоть предметов.
Юрай плотненько, без лишних слов изложил на бумаге свое следствие. Все равно толстый получился конверт.
– Тут важные документы, – сказал он в секретариате редакции, – надо бы их под ключ.
В пятницу вечером, повесив через плечо охотничьи сапоги, Юрай встал у приватной больнички так, чтоб его видели все выходящие. Конечно, оставался шанс, что Лоди уже в больнице нет. Что именно сегодня он решил ее не покидать. Что к Юраю в таком виде прицепится милиция. Наверняка соглядатаев тут много, раз такой контингент. «Ну что ж, –
Лодя вышел и все увидел. Юрай хорошо намечтал эту ситуацию, но все вышло еще лучше. Лодя просто ринулся к Юраю и еще чуть – сорвал бы с Юрая переброшенные через плечо сапоги. Еще чуть – и Лодю можно было хватать за разбой на дороге.
– Эй ты! – засмеялся Юрай. – Не так скоро. Ты ж не хочешь в милицию?
– Хочу! – ответил Лодя. – С тобой, подонком, давно пора разобраться.
– Но как ты себя выдал! Как выдал! – смеялся Юрай. – Признал, значит, вещь?
Лодя уже пришел в себя и стал озираться, ища то ли милиционера, то ли Лидию Алексеевну, то ли машину.
– Да отдам я тебе их, – миролюбиво сказал Юрай. – Но у меня есть цена. Ты знаешь, где я живу. Вы с мадам скупили подо мной этаж. Приходи туда вечером. Поговорим.
– Какая цена? – спросил Лодя.
– Большая, – ответил Юрай. – Хорошая квартира. Машина. Деньги. За твое досье много не будет. Сапоги же получишь просто как приз.
Лицо Лоди искривила брезгливая мина.
– Правдоискатель вонючий.
– Я такой, – засмеялся Юрай.
– Приду, – ответил Лодя.
– Но без хохмочек! – предупредил Юрай. – Я застраховался. Жду в одиннадцать вечера. Одного…
Хорошо, что у нас хаос. Хорошо.
Прямо из больнички Юрай приехал на свою «нижнюю стройку» и – конечно же! – работяг давно ветром сдуло. Хорошо, что у нас так замечательно равнодушно относятся к своему делу. Хорошо!
Теперь надо было переложить план мероприятия с бумаги на живую жизнь. Прежде всего свет. Юрай «перенаправил» электричество. Потом болты и гайки. Четыре и четыре. Работа оказалась сложная, и около десяти вечера Юрай запсиховал, что не успевает. Успел едва-едва. Ну вот… Все красиво, как на макете. Две одинаковые записки собственным почерком. Без всякой тайны. Одна на свою собственную дверь, другая на ту, что этажом ниже. Идея двух записок пришла в последнюю минуту.
Юрай заперся в собственной квартире, выключил свет, приемник. Замер, положив рядом молоток и милицейский свисток. Но это на случай срыва плана.
Около одиннадцати за дверью зашаркали шаги. Кто-то остановился, читая записку. Юрай похвалил себя за предусмотрительность. Он ведь к себе Лодю не приглашал, но тот сразу пришел сюда, открой Юрай дверь – и все насмарку. Теперь Лоде ничего не остается делать, как спускаться этажом ниже и тоже читать очень вежливую записку: «Извини, я буду через 15 минут».
Теперь, сидя на собственном диване, Юрай представлял:
Лодя вошел в пустую разломанную квартиру. (Юрай оставил ему свет в прихожей для ориентира.)
…Проводка висит абы как, но выключатель виден хорошо, он просто висит возле двери в комнату.
…Лодя щелкает им.
…Свет зажигается в лампе, что висит в проеме окна. Это не удивляет. Все естественно – стройка. Дует из открытой двери балкона.
…Лодя подходит к окну. Просто подойти больше некуда. Смотрит на балкон. Там склад досок. Рядом картонный ящик, в котором что-то блестит. Он увидит это или сразу, или рукой направит туда лампочку.