Трения
Шрифт:
Она взяла сигарету, я дал ей прикурить. Выйдя замуж, девочки начинают смотреть на своего отца как на тяжкое бремя: Именно как на бремя.
– Ну неужели ты не мог хоть теперь обойтись без этого! –вздохнула она. – Хоть один раз?
Я ответил, что она ко мне чересчур строга, если не сказать несправедлива. Что приключения у меня, конечно, бывали, но не так уж много.
– Ты что, смеешься? Думаешь, я слепая? Ты же перетрахал всех моих нянек, ни одной не пропустил.
– А, вот ты о чем. Видишь ли, я был тогда молод, а твоя мама умерла, я остался один. Для меня это было потрясение. Что же мне оставалось? И разве
Судя по всему, я по-прежнему вызывал у нее отвращение, но свои силы она растратила накануне.
– Смотрю я на тебя и думаю: все ли у тебя с мозгами в порядке? – сказала она, озабоченно покачивая головой.
– А у тебя все в порядке?
Она выставила меня за дверь.
Я остался стоять на лестнице. Когда она снова мне открыла, в руке у нее была новая сигарета и облако дыма рассеивалось по комнате.
– Она даже в церковь ходить перестала, – сказала Лили.
– Что-что?Повтори.
В сущности, я не задумывался всерьез о последствиях моей связи с Эвелин – связи, в реальность которой мне самому с трудом верилось. И уж тем более невозможно было дать этому какое-то название, настолько все, что происходило, было странно, эфемерно и оторвано от действительности. Но когда я узнал, что у Эвелин с мужем окончательно испортились отношения, я не удивился. Я очень хорошо себе это представлял: сидит она в уголке и кусает губы. Или уходит в душ и забывает вернуться. Стонет во сне, а днем ходит напряженная, с отсутствующим видом. А этот монстр все больше злится, потому что жена превратилась в призрак и стала невкусно готовить.
Она пожаловалась Лили в тот день, когда он запустил в нее миской с тушеными овощами.
– Как ты мог так с ней поступить? Она на последнем пределе. Ты же испортил ей жизнь.
– Она сама себе хозяйка. Что я могу сделать?
Меня удостоили гримасы.
– Легкая добыча. Тебя это даже не остановило. Ни на секунду не остановило.
– А ты сама-то что об этом думаешь?
Я вышел, не дожидаясь ответа.
С Дмитрием у меня было мало общего. Он клялся проломить череп мерзавцу, в чьи лапы попала его мать. Страшно переживал из-за этой истории. Еще одна жертва иллюзий: полагал, что его мать – девственница, а потом вдруг узнал жестокую правду. Когда он так говорил, я переводил взгляд на Лили, чтобы показать ей, что я думаю о ее муже, глупость которого отбрасывала тень и на нее: угораздило же ее откопать такой экземпляр, наверняка можно было найти что-нибудь получше, если чуть-чуть поискать. Я смотрел на нее исподлобья, а Дмитрий в это время нес какую-то околесицу, как будто он был не сын, а отец, – и Лили прекрасно меня понимала. Ведь мы прожили вместе восемнадцать лет – под одной крышей, как и полагается отцу с дочерью, и почти все это время провели с глазу на глаз. Нам не нужен был переводчик, чтобы понимать друг друга. И даже если она не хотела со мной соглашаться, то все равно знала, что я прав. Ее глаза метали в меня молнии, но я не мог ответить, потому что в этот момент ее муж разговаривал по телефону со своим отцом и советовал отвести несчастную Эвелин к священнику или запереть на ключ. Однажды утром мы сидели в гостиной бывшего солиста «Диаблос» и подсчитывали, сколько можем истратить на помощь нашим детям, как вдруг он проговорил, не поднимая глаз, бесцветным голосом:
– По-моему, жена мне изменяет. Кажется, эта чокнутая завела любовника. Можешь себе представить?
Мне хотелось сказать ему: «Да ты на себя посмотри. Посмотри, на кого ты стал похож». Но он был свекром Лили, и я должен был уважать родственные связи, в особенности
– Печальная новость, – ответил я.
Эвелин в это время стригла газон, обходя косилкой цветы и деревья. И небо над ее головой было голубым. Он смотрел на жену несколько секунд, потом скривился:
– Черт знает что такое!
Когда некоторое время спустя она появилась в гостиной, то была похожа на призрак или на жертву автокатастрофы, в состоянии шока бредущую по обочине. Без преувеличений.
Дверь кухни захлопнулась за ней. В гостиной остался только запах свежесрезанной травы.
– А может, наркотики, – добавил он. – Кто ее знает. Я ведь за ней не слежу.
Я обещал Лили немедленно прекратить эту историю, но сам встретился с Эвелин на неделе.
Нечего и говорить, что выглядела она неважно: осунулась, помрачнела. Прежде чем наброситься на меня с небывалым неистовством, она сначала тревожно осмотрела улицу. А потом стонала хриплым, неузнаваемым голосом.
Короче говоря, семейка буйнопомешанных.
С сексуальной точки зрения Эвелин оказалась удивительной партнершей: я имею в виду для женщины, которая ходила в церковь и так боялась греха, словно ее уже лизали языки пламени. Должен признаться, мне давно не было ни с кем так хорошо в постели. В наших отношениях мне нравились запретность, сумбурность, привкус опасности: все это обещало неожиданные сюрпризы. Мне нравилось хлопчатобумажное белье Эвелин, устрашающе примитивное. Нравилась ее решимость, ее манера отдаваться целиком, очертя голову, чтобы уж наверняка заслужить адские муки. В общем, у меня хватало причин, чтобы не сдержать обещания, которое я дал Лили, уступив ее напору. Собственно, мне нужно было время подумать. Подумать немного о себе – для разнообразия.
Мы занимались сексом у окна. Эвелин облокотилась на перила решетки и мотала головой из стороны в сторону, а я работал за ее спиной. Под нами шумела улица.
– У меня появилось на лбу красное пятно, – заявила она после. – Это отметина, знак прелюбодеяния.
– Прости, но я ничего не вижу.
– По-моему, в офисе напротив все на нас смотрели.
– Эвелин, но ведь никто на тебя пальцем не показывал.
Три дня спустя она отравилась газом.
Лили не разговаривала со мной месяц.
На похоронах она все время держала Дмитрия под руку, а меня не удостоила даже взглядом. Оба были бледны как смерть – но я ничего не сказал, ведь меня просили не лезть не свое дело. С каждым днем Лили все больше отдалялась от меня, и смерть Эвелин ничего не изменила.
Теперь я ходил в гости всюду, куда меня звали, лишь бы после закрытия магазина не сидеть вечером одному. Мать утверждала, что из нас двоих жалеть надо Лили, но почему – не уточняла.
Город был окутан дымкой первого летнего зноя. Люди просыпались среди ночи, оглядывались и отправлялись по барам до самого рассвета. У меня был тяжелый период, рядом со мной не осталось никого, кем бы я дорожил. Единственная женщина, которая в то время уделяла мне хоть чуточку внимания, – это Кароль, старинная приятельница, с которой у меня были весьма запутанные отношения.
У нее было двое сыновей лет восемнадцати, которым она стала не нужна, и муж, который в свое время от нее ушел, потом вернулся, но возвращение его должного эффекта не произвело.
– Смотрю я на него, и зевать хочется, – вздыхала Кароль, подперев подбородок рукой, опершись на локоть и устремив взгляд в пространство.
Она считала, что от детей ждать нечего, что мир так уж устроен и, отдавая, мы никогда ничего не получаем взамен.
– Короче говоря, тебе не следовало связываться с этой несчастной. Или ты просто ненормальный.