Трещина
Шрифт:
Подойдя поближе, я принялся рассматривать тела. Сплошные пулевые ранения. Вид достаточно фешенебельный, если не считать удешевления стоимости костюмов за счет их... эээ... износа. Изрешетили их капитально, что говорило о нескольких нападающих, а раз так, здесь была перестрелка. Такие парнишки из дома без пушки не вылазят, да и дома родственников пугают, выдергивая оружие из своих огромных пиджаков на любой подозрительный шорох. Ни за какие коврижки не согласился бы работать почтальоном в районе, который облюбовали себе эти парни. Ты ему конверт
Пока я старался сообразить, что же здесь все-таки произошло, какая-то смутная мысль бродила в моей голове, время от времени натыкаясь на слова "Десять бандитов", и когда я еще раз бросил взгляд на прикид жмуров, до меня, наконец, дошло какая именно. Ребятки были одеты в той же манере, что и курьеры, являющиеся первоначальными обладателями куша, из-за которого сейчас и шел весь этот сыр-бор. Сам собой напрашивался вывод о принадлежности их к той же пионерской дружине имени Аль Капоне, что счастливчиков с двумя головами на троих, валяющихся передо мной. Это становилось интересным.
Я поднялся на холм и оглядел окрестности. Никого. Это говорило о том, что пришили этих троих их сотоварищи. Из-за чего? Морда вдруг разонравилась? Э, нет. Скорее всего, решили они открыть частную лавочку, перестать работать на боссов, а эти мертвы потому что компания делить умеет не хуже моего бывшего приятеля Пако. Как же дело-то здесь было, а? Я в последний раз окинул взглядом тела в надежде найти что-нибудь полезное, а потом зашагал прочь. Настроение у меня чуточку улучшилось. Теперь их уже восемь и вряд ли они станут выставлять в дозор ночью больше одного человека, а это существенно уменьшало вероятность того, что в ближайшее время я поменяю тапочки, и увеличивало шансы на возвращение мне денег, а меня домой.
Я шагал все дальше, солнце припекало, и мысли блуждали где-то далеко, постоянно возвращаясь впрочем, к истории сокращения численности мафиози. Неужели они вот так взяли и просто порешили троих? Так как же было дело? ......
– Эй, Горбатый, принеси мне воды!
– свирепо рявкнул Толстый.
– Сам принеси !
– лениво отозвался Горбатый.
– Что?!
– Толстый немедленно выхватил армейскую винтовку и расстрелял того в упор. Горбатый выронил свою сумку и с недоуменным выражением обрушился на песок. Керя ошарашенно уставился на Толстого.
– Т-т-ты чего это?
– срывающимся голосом спросил Керя. Толстый раскрыв рот, смотрел на свои руки.
– Не знаю, - потрясенно признался он и вдруг нахмурился, - а тебе какое дело?!
Прогремели новые выстрелы, и дырявый Керя упал. Толстый чувствовал, что должен пристрелить еще кого-то, но на глаза никто не попадался. Вдруг он увидел Драного Кота догонявшего его с саквояжем.
– Эй, Драный Кот, принеси мне воды !
– заорал Толстый.
– Что?
– не расслышал Драный Кот.
– Воды!
– заорал Толстый, открывая огонь, - Я сказал "воды", глухая тетеря!
Через
– А с этими что?
– кивнул на трупы один из них.
– А, ничего, - небрежно ответил Толстый.
– Я их убил.
– А-а...
– равнодушно протянул тот, и они все пошли дальше, подхватив деньги.
......Я помотал головой. Вот чушь в голову лезет. Перегрелся я, видать, малехо под этим милым солнышком. Все ведь было, конечно же, не так.......
Нига шел и думал, сколько уже пройдено. Вот уже пару часов двигались молча, изредка перебрасываясь фразами о дальнейшем пути. Вору они выпустили кишки на рассвете, у той дурацкой пещеры и теперь держали курс на Город. Денежки, образно говоря, грели руки и заставляли думать о возможной награде. Если по правде, то грели они руки только троим - Кере, Драному Коту и Горбатому. А остальным они руки жгли. Сильно жгли. Настолько жгли, что заставляли забыть о том, что будет, если боссы узнают об их мыслях. Но пока они все еще шагали, хмуро косясь на волшебный чемоданчик и думая каждый о своем. Порой Нига ловил взгляды Толстого и остальных на саквояж. Вечно так продолжаться не могло.
Первым тишину нарушил Фляк, мерзкий, всегда грязный проныра. У него никогда не хватало терпения, и он постоянно ныл, жалуясь на все что угодно. Однако сейчас Нига был даже благодарен ему за то, что он начал говорить. Не нравилось Ниге это молчание. И собственные мысли ему тоже не нравились.
– А что, много там деньжат?
– обращаясь в пустоту, спросил Фляк.
Ему никто не ответил и вопрос Фляка повис где-то в воздухе, отражаясь от тишины, царившей последние часы, и вновь и вновь повторяясь в голове у Ниги и остальных.
– Больше сотни кусков, говорю?
– как будто это был его первый вопрос, поинтересовался Фляк. Это "сотникусков" звучало у него слитно, как какое-то иностранное существительное, которое следовало произносить с прононсом, старательно вытягивая звуки.
– Раза в два, - вроде бы безразлично ответил Толстый, и Нига тут же представил себе это "раза в два" и все, что из него следовало.
Кое-кто переглянулся. Пилот своим дребезжащим голосом спросил:
– А что, если на одиннадцать поделить, это что, больше десяти штук получается?
Не умел Пилот притворяться, не умел. Дрожал его голос и выдавал придурка с головой. Не сошло бы это ему с рук в другом месте и в другое время, но сейчас выдавать его было уже некому. Почти некому.
– Ты помолчал бы, дурак, - хмуро пробурчал Горбатый.
– Слышал бы тебя кое-кто, ты бы и часа не протянул.
Драный Кот молча передвинулся ближе к Горбатому и пошел рядом с ним. Позади кто-то хмыкнул. Нига посмотрел краешком глаза. Это был Ништяй.
– А я вот всегда мечтал о больших деньгах, - вроде бы мечтательно протянул Ништяй, но Ниге, хорошо его знавшему, резануло слух.
– Домик свой. Телки. Наркотики.