Трещины
Шрифт:
Переплетенные руки двух несчастных влюбленных из ныне стертого с лица земли Дистрикта-12 – единственное, до чего не успели добраться трещины.
…
Китнисс улыбается.
Впереди их ждет порочный Капитолий, чья ложь рано или поздно должна была вскрыться, как вскрываются любые гнойные раны.
Китнисс думает о том, что все идет по плану. Разгоревшееся благодаря ей пламя будет потушено кровью, которую проливает Пит в ее честь, с ее именем на губах; он убивает их общих врагов. Им помогают убивать их лучшие друзья.
Их
Китнисс знает, что теперь, в этом треснувшем мире, это и есть высшая справедливость.
========== 2. Внутри ==========
Пит видит Джоанну еще до того, как она замечает его. Бледная, худая, в костюме из темной плотной ткани, она перебрасывает свой знаменитый топор из одной руки в другую, носком туфли толкает одно из распростертых на земле тел, и морщится. Конечно, они не успели сюда до того, как все закончилось. Конечно, они пришли сюда, чтобы опознать тела погибших и занести имена предателей в свои черные списки, а затем либо умереть, либо присоединиться к нему. Конечно, они еще не знают о том, что им уготовано только два варианта – выжить или умереть сегодня.
Джоанна делает неправильный выбор.
…
Пит помнит, что она могла стать его другом.
Внутри она вся ядовитая, как цветок мертвого Президента Сноу. Ее слова убивают или ранят других, но ее мысли разъедают ее саму. Она давно не жилец, после пыток, исцелений, бесконечно долгого процесса восстановления, который, стоит признать, так и не был окончательно завершен.
То, что она выглядит такой самоуверенной, замечая Пита, ничего не значит.
Она знает, что ее судьба предрешена, но она ведь так долго гналась за своей смертью, что смерть давно должна была сдаться и прибрать ее к своим костлявым рукам.
Пит рассеянно думает о том, что с недавних пор его руки действительно стали руками смерти.
– Я пришла убить тебя, - говорит Джоанна, опирается на свой топор и улыбается, облизывает потрескавшиеся губы, и смотрит так пристально, будто желает запечатлеть каждое мгновение происходящего.
Пит молчит.
– Я пришла убить тебя, Пит Мелларк, - повторяет Джоанна с маниакальным упорством.
– Пит Мелларк мертв, - Пит пожимает плечом. – Здесь только я.
Седьмая хмурится.
– И кто же – ты? – спрашивает, помедлив.
Это промедление стоит ей жизни. Но Пит не сразу убивает ее. С недавних пор ему нравятся законченные картины; когда Джоанна пытается рукой остановить кровь, хлынувшую из продольной раны на животе, он легко подбирает выроненный ею топор. Он смотрит ей в глаза. Яд постепенно растворяется в зрачке, яд сменяется болью, боль заставляет ее молить о пощаде. Земля под ней вся пропитана теплой кровью, Пит прикасается подушечкой пальцев к уголку губ, вытирает пот на ее висках.
Шепотом,
Ему приходится сделать несколько шагов назад, чтобы охватить получившуюся картину целиком. Увиденное ему не нравится, но он признает картину законченной.
На этой картине никогда не появятся трещины.
…
Он вовсе не сходит с ума.
Когда-то давно, до голодных игр, он наблюдал за Китнисс Эвердин издалека. Ловил каждое ее движение, каждое ее слово (а ведь была она неразговорчивой), и медленно умирал под хрупкой оболочкой из кожи, мышц и кровеносных сосудов. Его мир был весь покрыт трещинами, и что-то темное, что-то пугающее, то и дело вспыхивало на задворках его сознания, но трещин было недостаточно много, и он продолжал оставаться самим собой.
Капитолий заставил его оболочку треснуть.
Это было даже не преступлением. Это было перерождением – самым прекрасным из того, что с Питом могло произойти. Трещин стало слишком много, швы лопнули, и он стал самим собой – тем, кем был с самого начала. Конечно, все, не подозревающие о его темной мрачной начинке, теперь называют его переродком. Но они не могут понять – их самих покрывают многочисленные трещины, и нужно постараться, чтобы освободить их от всего, что сковывает их движения.
У Пита есть на это время.
…
Он затапливает земли Панема кровью. Он методично вскрывает шрамы на коже тех, кого встречает. Он и прежде умел говорить, но никогда он не говорил настолько убедительно.
Тех, у кого под кожей обнаруживается новая кожа, он вытаскивает из-под обломков самих себя. И они следуют за ним, как дети, которым выпал шанс быть рожденными заново.
Тех, кто пуст, он молча разрушает. В этом теперь его предназначение – то, что мертво, должно быть предано земле.
…
Иногда ему и его многочисленным сторонникам удается перехватить сообщения из Капитолия, который мечется и стонет, и воет, как животное, попавшее в капкан. Он узнает, что Китнисс Эвердин живет в Дистрикте-4.
Ему не нужен никакой Капитолий, чтобы понять: она ждет его.
…
В своей прошлой жизни он изучил все трещины на ее лице.
Но он знает, что там, внутри нее, тоже ничего нет. Или это что-то тоже все потрескалось, потому что изначально было хрупким, не способным выдерживать ни давления, ни переизбытка чувств.
Он представляет, как они встретятся.
Он представляет, как из их трещин сложится узор – лучший из тех, что может сложиться из трещин двух людей. Он не жалеет о том, что больше не возьмется за кисть. Он жалеет о том, что их печальная история закончится печально.