Третье пришествие. Ангелы ада
Шрифт:
И кстати, неразлучные сестрички несколько отличались друг от друга внешне, то есть вовсе не были двойняшками в классическом понимании. Они были разнояйцевыми близнецами. Марина плюс Анна – в память о наших с Натали погибших матерях.
Но чудовищами они, разумеется, тоже были, тут Натали права, – и еще какими чудовищами…
Касательно инцидента (на мой взгляд, цента ломаного не стоившего), то суть в том, что, пока мой папа увлеченно нес по кочкам рабочих-гастеров, случайно обрушивших каркас, дети решили сделать себе красивый платок. Сначала думали вырезать его из маминого платья, но быстро сообразили, что платков надо два – каждой по экземпляру. В результате взгляд юных мастериц пал на шторы в гостиной. Каждая взяла по одной шторе
Короче, мелочь из тех, что Натали в хорошем настроении спускает на тормозах. А теперь, мне кажется, она просто сорвалась. Устала из-за этих дел с новым Лоскутом.
– …Ну и как мне вас наказать? – закончила она. – Да хватит, хватит между собой секретничать! Разговаривайте, как люди.
Маришка показала на резаные куски атласа, которыми Натали все это время страстно размахивала, потупила взор и спросила:
– Мамуля, а какой из платков лучше?
– Тот, который больше! – моментально подсказала Анюта. – Если больше – значит красивей, правда?
– А у меня зато с бахромой!
– У тебя только с одной стороны бахрома и неровная!
– Так дедушка помешал нарезать!
Натали в сердцах швырнула тряпки на траву:
– Ну что вы за дети… шлепки майонезные…
А мне вдруг представился альтернативный вариант истории: два презерватива с двумя «майонезными шлепками» внутри канули десять лет назад в канализации – и здравствуй, нормальная жизнь в нормальном месте среди нормальных людей…
Поменялся бы? Глупый вопрос, ответа не имеющий… О существовании презервативов я в свои пятнадцать знал, но чисто теоретически, и никогда не решился бы спросить их в аптеке.
– Прости-и-и, – неискренне заныли близнецы.
Но Натали уже шла в дом, громко ворча:
– Мамуля добрая, но без бахромы… Ничего, подрастете и нарежете… А вот ужин за меня вам никто не сготовит, сволочи…
– Это я виноват, – тоскливо произнес мой отец, он же дед. – Рассказал им про тайский танец с платком… Ну и…
– Папа… – негромко прошипел я рассерженной гадюкой. – Ведь просил: ну не надо, не надо про эту страну при девочках…
– Ладно тебе… Таиланд – страна как страна, природа красивая, люди приветливые, четырежды там бывал… И ничего такого в этом танце нет, чтоб ты знал.
Близняшки услышали, у них хороший слух, да и слушают они не всегда одними лишь ушами. Хором объявили с нескрываемой гордостью:
– Да, мы тайские танцовщицы!
Далее развивать скользкую тему при них я не стал, потом с отцом переговорю, наедине.
А он засмеялся, широко расставил руки, подхватил обеих тайских внучек и посадил себе на плечи с такой легкостью, словно это были плюшевые игрушки. Танцовщицы восторженно пищали. Девчонки обожали физическую силу, дикую и прямолинейную, постоянно просили деда (иногда меня) покрутить их в воздухе, держа только за руку; они визжали: «Не отпускай, не отпускай!», а потом ходили тихие и послушные. Психолог объяснил, что их в принципе привлекает мощь, любое проявление силы, а тут буквально под руками такая, по их представлениям, стихия, которая им абсолютно недоступна и непонятна… Да уж, стихия. Папа мой, Максим свет Кириллович, силач от природы – низкорослый, широченный, кряжистый, ни грамма жира лишнего, бревно под два центнера на себя кладет и несет, сколько скажешь. Донесет – и в пробуренную яму аккуратно вставит. Никогда специально не качался, таким уродился. Я его в детстве шкафом обзывал, он меня тумбочкой. Я тоже уродился, папина копия. Такая же уродина, хоть и не столь крут. Натка меня, когда в лирическом настроении, гномом зовет; хотя обычно – Гоблином…
– Правда, что мои «попрыгунчики» опять всплыли? – спросил меня отец.
Мои «попрыгунчики»… Папа, конечно, оговорился специально. Это он их в Хармонте нашел – еще в прошлом веке, между прочим, – да так и не смирился с потерей. Паршивая смесь –
На самом деле он маму мою до сих пор не может забыть. Не может простить ее смерть всему окружающему миру, включая вновь обретенную родину. А детские обиды за отобранные инопланетные цацки – ну, это так, не всерьез, пар выпустить.
– Из-за них всех нас чуть не покрошили, – ответил я ему. – В Новой Голландии, оказывается, есть хранилище артефактов, а в нем, ты прав, держат твоего «Джека» и твоего «Джона». Я думал, их далеко и глубоко спрятали, а они вон под рукой все время.
– Зачем?
– Научники захотели. Которые при погонах. Во-первых, изучают свойства конфигуратов…
– Чего-чего?
– Сочетания артефактов. Любые сочетания, какие в голову взбредут. Назвали конфигуратами. Не представляю, как это все делается, большинство этих штучек надо активировать, а если собрать их вместе, и они разные, то, значит, нужна синхронизация…
– А во-вторых?
– Смотрят, как аномалы взаимодействуют с артефактами и с конфигуратами. Я, конечно, в полном объеме до исследований не допущен, но… Фактически я первый помощник Эйнштейна и узнаю об этих исследованиях только сейчас. Не случись нападения, не узнал бы. Противно.
– Понимаю, Эйнштейн умеет, – с отвращением согласился отец. До сих пор он испытывал к боссу, бывшему своему напарнику по сталкерскому ремеслу, острую неприязнь, так время и не заживило эту заусеницу. – И что нового сказал твой Эйнштейн насчет «попрыгунчиков»? Какие результаты… кхм… исследований?
– Взаимодействовать с ними может по-прежнему только один человек. До сих пор другого такого уникума не нашли.
– Ты, – констатировал он.
– Так точно. Я.
– Ну и глупо.
– Что глупо?
– Да изучать в Питере волшебные амулеты, творящие чудеса только в хармонтской Зоне! Смысл? Что они, надеются здесь новую «душевую» отыскать? Третью по счету?
Он был прав, я и сам не видел смысла играть с «попрыгунчиками» в центре питерской Зоны. Эти артефакты – прежде всего ключи к одной из легендарных хармонтских аномалий, которая когда-то носила название «душевая», так что интересоваться этим конкретным, утащенным оттуда хабаром должна была скорее разведка, а не военная наука. И храниться, если по уму, они должны в сибирской Зоне. Почему? Просто потому, что «душевая» – это система порталов, ведущая из Хармонта во все изначальные Зоны: американскую, корейскую, сибирскую, монгольскую, чернобыльскую. Подчеркиваю, только в изначальные Зоны, а не в эти жуткие новообразования, расползшиеся по крупным городам Земли, как метастазы. Хармонт в этой системе – центральный узел, что-то вроде серверной станции, если пользоваться сетевой аналогией. А «Джек-попрыгунчик» и «Джон-попрыгунчик» позволяют возвращаться в исходную точку, расположенную в хармонтской Зоне, то есть – куда? На территорию противника. Вояки не имеют права не заниматься освоением и предотвращением таких внепространственных переносов, если уж переносы возможны. И они занимаются! Насколько я знаю, в Сибири вокруг точки выхода построили мощную стену и рассадили круглосуточно дежурящих пулеметчиков с огнеметчиками. (Очень хорошо это помню. Тамошний портал – лежащее на холме звено здоровенной бетонной трубы, почему-то не желающее скатываться вниз, такая вот занятная аномалия. Из трубы мы по очереди и выходили – все, кто бежал из Хармонта.) Так какого, пардон, хрена наши с отцом артефакты, способные послужить стране, пусть даже и гипотетически, томятся в запасниках на задах какого-то там Вивария? Бардак, по-моему. Но спросить у Эйнштейна стоит.