Третий номер
Шрифт:
— Открыли контейнеры, — заливает Арина, — подогрели завтрак. Наташенька накормила два салона. А на третий — мало, недовложили. Сами знаете, пассажиру не объяснишь, что цех виноват. Ему что бортцех, что метеослужба — все аэрофлот. Ну, ладно. Кто-то из экипажа отказался, и мы есть не будем. Андрей, правда, поел. Он у меня всегда голодный мальчуганчик. Примчится снизу и кричит: «Мать — есть! Может быть, в последний раз!» Думали-гадали, как пять порций куры на девять разделить. Стали резать и ломать, как в песне поется. Разложили по тарелочкам, гарниру — побольше. Но в «хвосте» компания какая-то веселая сидела. Один
— Девушка! Что у нас на завтрак?
— Курица, — отвечает Наташа.
— Да? А я думал — сороконожка!
— Почему? — не сдается Наташа.
— А вы посчитайте, сколько у нее ног!..
Служба хохочет. Умеют девчонки рассмешить. Молодец, Арина!
Ладно, двинусь к самолету: чего доброго, и про меня расскажет что-нибудь. Конечно, расскажет. Но лучше — без меня. Вот первый номер мне выпал! Голос мощный и хорошо поставлен. Лешка-радист точно определил ее во времени и пространстве, словно мерку снял: «Арина — козырь, — сказал он. — И козырь явно выраженный!» И это так. С ней не пропадешь ни на работе, ни на гулянке. Как за каменной стеной. Всякое ведь бывало.
В Хабаровске при нас обсчитали паренька-задавашку. Губошлепа. Рублей на тридцать. Паренек пьяненький. Вернулся, видимо, с моря вот-вот. От трешниц штаны трещат. С ним — довольно теплая компания прихлебателей. Энтузиасты чужих запасов и сбережений. Тертый народец. Рыбак всех поит. Развезло его вконец. Шампанского потребовал. Официантка лицо надула и говорит: «Двадцать рублей. А то не дадут!» Он, несчастный, соглашается: «Все пропью, гармонь оставлю! Гуляй, рыбак!»
Мы — посторонние. Но Арина посочувствовала рыбаку сразу:
— Отдайте человеку деньги!
— Вам-то что за дело? — заскрипела официантка, похожая на сучковатую обнаглевшую палку в переднике. — Ходют тут, по талонам питаются, а туда же. Скажите спасибо, что обслужила!
— Спасибо! — сказала Арина.
Слово за слово, и завелись, шум на весь ресторан. Рыбака Арина отстояла, я его к выходу проводил, от греха подальше. Утром этот тип даже не вспомнит свою спасительницу…
Нет, с Ариной не пропадешь.
— Привет! Добрый день! Здравствуйте!..
Сколько знакомых в этой вокзальной толчее. Не успеваю голову вертикально поставить. Дежурные по встрече, сменные начальники, кассиры, связисты, диспетчеры, переводчицы, электрики, медики…
Вон плывет над толпой громадина — Игнат Скуров. Багажный грузчик экстра-класса. По полю на каре носится со скоростью, максимально приближенной к сверхзвуковой. Чемоданы он не загружает, а ссыпает в багажник, словно нет для него земного тяготения. А уж трап подгонит к борту и припаяет — залюбуешься. На шести языках чешет, если дело касается погоды, турнирной таблицы или багажа. Сам улаживает все мелкие международные конфликты. Мастер. Но — без царя в голове.
Раз, по пьянке, собрался домой. После работы. Пешком идти лень. Покатил на трапе. Через все поле на малой скорости, и исчез в тумане. Утром хватились трапа. Забегали. Милиция подключилась к розыску. Ясное дело, отыскали. За шесть километров от аэродрома во дворе
Думали потом, как его наказать. Под угон транспорта подвести? Мелкое хулиганство инкриминировать? Но где взять тогда такого толкового работника? Так и вышел Игнат сухим из воды.
Носильщики. Веселый народ. Дружный, работящий. Другой бы на месте вон такого старика спать бы завалился после тяжкой ночи. А дед — ничего, «Литературку» читает: «Интеллигенты клуба ДС». По любому вопросу может с кем угодно поспорить — что твой штатный лектор. С юмором дед. Себя величает «насильником», а работу — вольным промыслом.
Нет, не удастся посидеть с ними, покурить. Механик экипажа идет. Лицо у него толстое, тело полное, походка широкая, а рассуждает тонко. И работает. Во все дыры залезает, все осмотрит. «Механик, как сапер, ошибается только раз в жизни, — любит повторять он. — Потом его увольняют». Так он говорит, когда его торопят.
Сегодня летим в Адлер. Это — дело. Больше всего в жизни я люблю купаться. Особенно в море и под душем. Люблю море и тепло. Люблю ящерицей поворочаться на горячих камнях. Хороший городок Адлер. Я раз там даже на перепелов охотился. На холмах в густых кукурузных полях много птицы. Саданешь палкой в желтое шествие — и бей влет, чтоб перья сыпались. Хорошая охота в этих желтых кукурузных полях.
«Не озирайся на улицах города и не броди по переулкам», — советовали мудрецы средневековья. А это моя страсть — бродить по улицам неизвестного города. Идешь улочками, любуешься миром. Вглядываешься в лица — ни одного знакомого. Странное ощущение, будто попал за границу. Все иначе: вывески не там и не так приколочены, темп движения другой, смех. Про архитектуру уже не говорю. И в каждом городе — своя походка у пешеходов, свои жесты. Все — не такое.
Ладно. Надо опередить механика. Мне следует раньше его попасть на борт. Принять почту, груз проверить, баллоны кислородные и еще тысячу и одну мелочь.
В салоне без пассажиров тихо. Пахнет леденцами и химжидкостью. Леденцы видеть не могу.
На кухне шуршат Арина с Наташей. Когда успели примчаться?.. Как обычно, прихорашиваются. Им работать в салоне, на виду. Все должно быть отретушировано. К концу рейса они устанут, привянут. Но тогда пассажиры уже сойдут на землю, а мы отдохнем на берегу моря.
Надо идти вниз. Привезли почту. Как далеко видно с трапа. Разбросаны по зеленому квадрату поля радионавигационные объекты: ближние приводы, пеленгаторы, радиолокационные станции. Выстроились белыми рядами лайнеры, большие и малые самолеты. То и дело какой-нибудь из них выруливает на взлетно-посадочную полосу.
«Привет!» Экипаж прикатил на стареньком автобусе. Поднимаются гуськом по трапу, соблюдая субординацию. Лица у всех красные, пропеченные. Короткий осмотр самолета. Пилоты — в кабине. Ворочают рули, элероны, закрылки. У штурманов свои заботы. Один Леша-радист вроде не при деле. Включил рацию, настроил, проверил громкоговорящую сеть и спустился вниз…