Третий пол: Судьбы пасынков природы
Шрифт:
Транссексуализм – явление очень редкое, если судить по статистике. Но впечатление обычно складывается такое, что транссексуалов гораздо больше, чем есть на самом деле. Этот обман зрения создается благодаря их исключительно активному, зачастую даже демонстративному поведению. В этом зримое отличие данной разновидности третьего пола: в стремлении быть на виду, привлекать к себе внимание, втягивать окружающих в обсуждение своих проблем.
Что касается меня, то мое знакомство с этим феноменом произошло раньше, чем я что-либо о нем узнал, раньше даже, чем я мог услышать или прочитать это слово – транссексуализм: в 1951 году, года за два до того, как этот термин появился впервые в работах известного исследователя Бенджамина.
Дело было в Сибири. Не
Само упоминание женского имени в мужской зоне прозвучало странно. Но еще более удивительным показалось, что этим именем называл себя мужчина.
Я узнал историю этого человека. В лагерь он попал несколько лет назад, по какой-то бытовой статье, не предполагавшей долгого срока. «Я – Дуся», – говорил он всем и старался, насколько это было возможно в той обстановке, внешне выглядеть как женщина.
В бараке вместе с ним жил молодой симпатичный парень. Вскоре все уже знали, что это – Дусин муж. В сексуальном плане их отношения были безгрешны, но во всем остальном поведение Дуси действительно было поведением влюбленной женщины, которая проявляет свои чувства в заботе, в желании ухаживать за любимым и исполнять все его прихоти. Над Дусей посмеивались, но готовность поделиться с «мужем» последним куском трогала всерьез: полуголодные люди в состоянии были оценить чистоту и искренность этого жеста.
Однажды «муж» в чем-то провинился, и охранник его сильно избил. Парень не выдержал побоев и умер. А вскоре нашли мертвым охранника, повинного в его смерти. Долго вести расследование не понадобилось. Дуся и не пытался что-нибудь скрыть. Он доверчиво рассказывал и показывал, как раздобыл топор («топорчик», говорил он), как вошел в помещение, где находился охранник, как тот, увидев искаженное гневом лицо мстителя, попытался выпрыгнуть в окно, но Дуся оказался проворнее и достал его «топорчиком по головушке»… Похоже было что Дуся вовсе не считает себя преступником и не думает о наказании. Любимый муж погиб, и тот, кто был в этом виновен, тоже должен был умереть.
Дусю судили, проведя предварительно психиатрическую экспертизу. Заключения комиссии я не читал, но поскольку Дуся так и остался в лагере, только с добавочным, практически пожизненным сроком, он был признан вменяемым.
Мне его так и показали – как местную достопримечательность. Все считали его ненормальным – «дурачком», – но общее отношение к нему было добродушным, беззлобным. Начальство ценило его покладистость, безотказность. Дуся охотно выполнял любые приказания, особенно если требовалась от него женская работа – помыть полы, почистить картошку. Поведение его оставалось строго целомудренным: Дуся считал себя вдовой и истово хранил верность покойному «мужу». На окрик «Дуся!» – прибегал стремглав, с сияющим лицом: он получал особое удовольствие, убеждаясь в том, что и окружающие считают его женщиной, и в благодарность рад был угодить любому. А вот дразнить его, называя, как положено, Павлом Сергеевичем, было небезопасно, и это тоже все знали. В кроткой, безответной его душе вспыхивала та же неукротимая ярость, которая однажды уже толкнула его на убийство. Но над дурачками у нас любят издеваться, поэтому всегда находились желающие проделать с ним этот жестокий эксперимент…
В облике и в поведении Дуси мне виделось много признаков серьезных психических нарушений. Его уверенность в том, что он – женщина, и жажду убедить в этом всех я воспринимал всего лишь как один из симптомов нездоровья. Мало ли какие бредовые представления появляются в голове у наших больных! Я просто не знал тогда, что такое нарушение полового самосознания встречается и на фоне полного психического равновесия. Да и откуда мне было это знать, если даже профессор Сумбаев, с его колоссальным врачебным опытом, придерживался того
Случая еще раз поехать в этот лагерь мне больше не представилось, дальнейшая судьба Дуси осталась неизвестной. Постепенно этот эпизод забылся, и лишь много лет спустя появился повод о нем вспомнить – уже в Москве, когда я стал сотрудничать с Ириной Голубевой и другими специалистами института эндокринологии.
Танец бабочки
Первым моим пациентом-транссексуалом был Рахим, талантливый танцовщик, приехавший из Ташкента.
Любовь к танцу пробудилась в нем в самом раннем детстве. Как только начинала звучать музыка, этот удивительный ребенок, не научившийся еще толком говорить, пускался в пляс, поражая всех пластичностью и поразительной точностью в передаче настроения, навеянного игрой музыкальных инструментов. Первым номером, который он исполнил публично, был танец бабочки на празднике в детском саду. Рахиму тогда было года четыре, но и теперь он с наслаждением вспоминал, как прекрасен был его костюм – пышная юбочка и крылышки искусно закрепленные на спине, какое счастье он испытывал, словно на самом деле паря в воздухе. Почему с мальчиком стали разучивать танец, явно предназначенный для девочки, я так и не понял. Возможно, Рахим сам натолкнул воспитателей на эту странную идею необычайной грациозностью, присущей ему от рождения. Танец бабочки имел огромный успех.
Поступить в хореографическое училище всегда бывает нелегко, но Рахим конкурсные испытания выдержал с блеском. Учился он очень хорошо. И вновь, по непонятным причинам, педагоги поощряли его увлечение женским танцем. На экзаменах он обычно показывал сольные номера, но иногда выступал и в дуэте, исполняя роль партнерши. Я видел множество фотографий, подтвержадющих это. Особенно хорош был Рахим в колоритных индийских танцах.
После училища молодого танцовщика приняли в штат республиканского театра оперы и балета. Карьера складывалась благополучно. Рахим участвовал во многих спектаклях, не раз побеждал на конкурсах и смотрах. Публика не догадывалась о мистификации – так убедителен был этот одаренный артист в женском образе.
В повседневной жизни Рахим тоже мог кого угодно ввести в заблуждение. Носить специфическую женскую одежду он не решался, но очень умело использовал возможности моды, создавая нейтральный – столько же мужской, сколько и женский – костюм. Профессия позволяла делать прически в таком же стиле. Женская походка, пластика движений, отточенные танцем, были настолько органичны, что даже не требовали контроля. Все портил голос, которому был свойствен самый нормальный мужской тембр. Рахим приучил себя говорить фальцетом, но это было тяжело, требовало постоянного напряжения.
В мечтах Рахим видел себя только женщиной. Переживал мысленно сцены, целые приключения, в которых отводил себе роль героини. Но поскольку эти фантазии, как он был убежден, осуществиться не могли, то и мучительной боли они не причиняли. Да и работа, дававшая выход затаенному влечению, примиряла с действительностью. В часы репетиций и спектаклей Рахим обретал внутреннюю гармонию и цельность.
Но вот однажды от артистов, побывавших на гастролях за рубежом, Рахим услышал поразительную новость. Оказывается, человека можно переделать – мужчину превратить в женщину и наоборот. Таких операций уже сделано немало. Один рассказчик уверял, что своими глазами видел балерину, которая раньше была мужчиной.