Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933
Шрифт:
Понять, как и почему нацисты пришли к власти, сегодня не менее важно, чем раньше, а учитывая, что воспоминания стираются, это оказывается еще важнее. Мы должны проникнуть в мысли самих нацистов. Мы должны выяснить, почему их оппоненты не смогли их остановить. Мы должны понять природу и внутреннюю кухню нацистской диктатуры после ее установления. Мы должны оценить процессы, в результате которых Третий рейх втянул Европу и остальной мир в войну немыслимой жестокости, которая закончилась его собственной катастрофой. В первой половине XX века были и другие катастрофы, наиболее заметной из которых, пожалуй, стало это царство террора, созданное Сталиным в России в 1930-е. Но ни одна из них не имела такого глубокого и продолжительного эффекта. Третий рейх, сделавший расовую дискриминацию основой своей идеологии и развязавший беспощадную и разрушительную захватническую войну, впечатался в сознание современного мира, как этого не смог сделать (наверное, к счастью) ни один другой режим. История того, как Германия, стабильное и современное государство, меньше чем за одну человеческую жизнь привела Европу к моральному, физическому и культурному краху и отчаянию, — это история отрезвляющих уроков для всех нас, уроков, которые из этой книги должен извлечь сам читатель.
Вопрос о том, как это произошло, всегда занимал историков и разного рода интерпретаторов. Диссиденты и интеллектуалы в эмиграции, такие как Конрад Хейден, Эрнст Френкель и Франц Нойман, публиковали в 1930–40-е гг. работы, посвященные нацистской партии и Третьему рейху, которые до сих пор заслуживают прочтения и долгое время оказывали значительное влияние на направление исторических исследований [16] . Но первой попыткой рассмотреть Третий рейх в его историческом контексте стала работа ведущего немецкого историка того времени Фридриха Мейнеке, вышедшая сразу после окончания Второй мировой войны. Мейнеке считал, что главной причиной взлета Третьего рейха стала растущая одержимость Германии мировым господством, начавшаяся в конце XIX в. во времена Бисмарка и еще более усилившаяся в дни кайзера Вильгельма II и Первой мировой войны. Он говорит, что в Германии распространился
16
Konrad Heiden, Geschichte des Nationalsozialismus: Die Karriere einer Idee (Berlin, 1932); idem, Adolf Hitler: Das Zeitalter der Verantwortungslosigkeit. Eine Biographie (Z"urich, 1936); Ernst Fraenkel, The Dual State (New York, 1941); Franz Neumann, Behemoth: The Structure and Practice of National Socialism (New York, 1942).
Размышления Мейнеке, опубликованные в 1946 г., были важны как в силу их сосредоточенности на определенных вопросах, так и в силу смелой попытки историка переосмыслить политические убеждения и ожидания, актуальные и важные для него на протяжении всей жизни. Старый историк оставался в Германии в продолжение всей эпохи Третьего рейха, но в отличие от многих других никогда не вступал в нацистскую партию, ничего не писал в защиту ее интересов и не работал на нее. Однако его мировоззрение все же было ограничено идеями либерального национализма, при котором он вырос. Катастрофой для него — и это отражено в названии его работы 1946 г. — стала катастрофа Германии, а не еврейская, европейская или мировая катастрофа. В то же время эту катастрофу он связывал в первую очередь с дипломатией и международными отношениями, а не с социальными, культурными или экономическими факторами, что было характерно для немецкой исторической науки в течение долгого времени. Проблема для Мейнеке заключалась не в том, что мы обычно называем «расовым безумием», охватившим Германию при нацистах, а в макиавеллиевской политике силы Третьего рейха и начале гонки за мировое доминирование, которая в конечном счете привела к его краху [17] .
17
Friedrich Meinecke, Die deutsche Katastrophe (Wiesbaden, 1946); имеется комически дословный перевод на английский Sidney B. Fay, The German Catastrophe: Reflectionsand Recollections (Cambridge, Mass., 1950). Критический анализом в Imanuel Geiss, ‘Kritischer R"uckblick auf Friedrich Meinecke’ in idem, Studien "uber Geschichte und Geschichtswissenschaft (Frankfurt am Main, 1972), 89–107. Обоснование см. в Wolfgang Wippermann, ‘Friedrich Meineckes «Die deutsche Katastrophe»: Ein versuch zur deutschen Vergangenheitsbew"altigung’, in Michael Erbe (ed.), Friedrich Meinecke heute: Bericht "uber ein Gedenk — Colloquium zu seinem 25. Todestagam 5, und 6. April 1979 (Berlin, 1981), 101–21.
Несмотря на все недостатки, попытка Мейнеке осознать причины случившегося подняла ряд ключевых вопросов, которые, как он и предполагал, продолжали занимать людей. Как произошло, что такая развитая и высококультурная нация, как немцы, поддалась грубой силе национал-социализма так быстро и безропотно? Почему практически отсутствовало серьезное сопротивление приходу нацистов к власти? Как смогла незаметная праворадикальная партия достичь вершины власти с такой немыслимой внезапностью? Почему столько немцев не смогли увидеть потенциально катастрофические последствия игнорирования насильственной, расистской и кровавой природы нацистского движения? [18] Ответы на эти вопросы со временем стали сильно различаться в зависимости от национальности и политической позиции историков и комментаторов [19] . Нацизм был лишь одной из изрядного числа насильственных и жестоких диктатур, пришедших к власти в Европе в первой половине XX века. Не случайно историк назвал Европу того времени «Темным континентом» [20] . Это, в свою очередь, вызывает вопрос о том, насколько глубоко нацизм уходит своими корнями в немецкую историю и, с другой стороны, в какой мере он является продуктом европейского развития в более широком контексте и насколько он был близок другим европейским режимам того времени по своему происхождению.
18
Сводный список вопросов, указанный в начале классической книги Карла Дитриха Брахера Stufen der Machtergreifung, том I работы Karl Dietrich Bracher etai, Die nationalsozialistische Machtergreifung: Studien zur Errichtung des totalit"aren Herrschaftssystems in Deutschland 1933/34 (Frankfurt am Main, 1974 [1960]), 17–18.
19
Среди множества хороших работ по историографии нацизма и Третьего рейха см. краткий обзор: Jane Caplan, ‘The Historiography of National Socialism’, in Michael Bentley (ed.), Companion to Historiography (London, 1997), 545–90, и более емкое исследование Ian Kershaw, The Nazi Dictatorship: Problems and Perspectives of Interpretation (4th edn., London, 2000 [1985]).
20
Mark Mazower, Dark Continent: Europe's Twentieth Century (London, 1998).
Такие сравнительные размышления приводят к выводу, что вряд ли можно предполагать, будто экономически и культурно развитое общество с меньшей вероятностью может упасть в пропасть насилия и разрушения, нежели общество другого уровня.
Тот факт, что Германия родила Бетховена, Россия — Толстого, Италия — Верди, а Испания — Сервантеса, никак не повлиял на то, что во всех этих странах в XX веке существовала жестокая диктатура. Культурные достижения многих столетий не делают переход к политическому варварству менее понятным, чем их отсутствие, — культура и политика просто не связаны друг с другом таким простым и непосредственным образом. Если опыт Третьего рейха и учит нас чему-нибудь, так это тому, что любовь к прекрасной музыке, живописи и литературе не дает людям какого-либо морального или политического иммунитета против насилия, зверств или одобрения диктатуры. И в самом деле, многие комментаторы левого толка начиная с 1930-х заявляли, что главной причиной нацистского триумфа стала сама природа немецкой культуры и общества. Немецкая экономика была самой сильной в Европе, а общество — самым развитым. Капиталистическая организация труда в Германии достигла удивительно высокого уровня. Марксисты заявляли, что это означает, что классовая борьба между владельцами капитала и эксплуатируемыми слоями населения усиливалась, пока не достигла переломной точки. В отчаянных попытках сохранить свою власть и доходы бизнесмены и их прихлебатели использовали все свое влияние и все имеющиеся пропагандистские средства, чтобы создать массовое движение, призванное защищать их интересы, — нацистскую партию, — а затем использовали ее для укрепления своей власти и увеличения капиталов [21] .
21
Обзор марксистских интерпретаций в их современном политическом контексте см. в Pierre Aygoberry, The Nazi Question: An Essay on the Interpretations of National Socialism (1922–1975) (New York, 1981 [1979]).
Такой взгляд, разработанный в деталях целой плеядой марксистских ученых в 1920–80-е, не следует отметать как простую пропаганду. Он вызвал к жизни многочисленные исследования, появившиеся по обе стороны железного занавеса, который разделял Европу во время холодной войны 1945–90 гг. Но в качестве масштабного и общего объяснения он оставляет многие вопросы без ответов. Он более или менее игнорировал расовые доктрины нацизма и в целом не мог объяснить, почему нацисты проявляли такую дикую ненависть по отношению к евреям не только на словах, но и на деле. Учитывая значительные ресурсы, выделенные Третьим рейхом для преследования и уничтожения миллионов людей, множество из которых принадлежали к непогрешимому среднему классу, эффективно работали, были обеспечены и во многих случаях сами являлись капиталистами, крайне сложно свести феномен нацизма к результату классовой борьбы пролетариата с капиталом или попыткам сохранить капиталистическую систему, которую поддерживало столько евреев в Германии. Более того, если нацизм был неизбежным результатом развития империалистического монополистического капитализма, то как объяснить тот факт, что он возник только в Германии, а не в других странах со схожими капиталистическими экономиками, таких как Британия, Бельгия или США? [22]
22
См.: Andreas Dorpalen, German History in Marxist Perspective: The East German Approach (Detroit, 1988). Имеется представительная выборка с разумными комментариями в работе Georg G. Iggers (ed.), Marxist Historiography in Transformation: New Orientations in Recent East German History (Oxford, 1992). Одним из самых умных и тонких марксистских историков Третьего рейха был
Именно таким был вопрос, который задавали себе многие граждане других стран во время Второй мировой войны и по крайней мере некоторые немцы сразу после ее окончания. Многие комментаторы, особенно в странах, уже переживших войну против Германии в 1914–8 гг., заявляли, что зарождение и триумф нацизма стали неизбежными результатами вековой немецкой истории. С этой точки зрения, которую разделяли такие разные авторы, как американский журналист Уильям Л. Ширер, британский историк А. Дж. П. Тейлор и французский исследователь Эдмон Вермей, немцы всегда отрицали демократию и права человека, преклонялись перед сильными лидерами, считали невозможной активную гражданскую позицию и грезили неясными, но опасными мечтами о мировом господстве [23] . Любопытным образом это находит отражение и в собственной нацистской версии немецкой истории, согласно которой такие фундаментальные черты характера были присущи самому расовому инстинкту немцев, однако впоследствии они были утеряны в результате зарубежных влияний, таких как Французская революция [24] . Но как указывают многие критики, такой упрощенный взгляд немедленно вызывает вопрос, почему немцы не поддались диктатуре нацистского типа задолго до 1933 г. В этом вопросе игнорируется тот факт, что в немецкой истории были сильные либеральные и демократические традиции, традиции, нашедшие свое выражение в политических переворотах, таких как революция 1848 г., когда по всей Германии были свергнуты авторитарные режимы. И он усложняет, а не упрощает объяснение того, почему и как нацисты пришли к власти, поскольку игнорирует весьма широкую оппозицию нацизму, которая существовала в Германии даже в 1933 г., и, таким образом, не позволяет нам задать важнейший вопрос, почему эта оппозиция была побеждена. Если не признавать существование такой оппозиции нацизму в самой Германии, драматическая история о том, как нацисты начали доминировать на политической арене, перестает быть драмой и становится простым осознанием неизбежного.
23
Shirer, The Rise and Fall; Alan J. P. Taylor, The Course of German History (London, 1945); Edmond Vermeil, Germany in the Twentieth Century (New York, 1956).
24
Aygoberry, The Nazi Question, 3-15.
Для историков всегда было очень удобно оглядываться на ход немецкой истории с 1933 года и интерпретировать практически все, что произошло в тот год, как события, способствовавшие взлету и триумфу нацизма. Это привело к искажениям самого разного рода. Например, некоторые историки выбирали подходящие цитаты из работ немецких мыслителей, таких как Гердер, приверженец национализма конца XVIII века, или Мартин Лютер, основатель протестантизма конца XVI века, чтобы показать, что в их суждениях дают о себе знать традиционные немецкие качества презрения к другим нациям и слепого подчинения властям внутри собственных границ [25] . Однако если внимательней присмотреться к работам этих мыслителей, то можно обнаружить, что Гердер выступал за терпимость и сострадание к другим народам, а Лютер (и это общеизвестно) настаивал на праве отдельного человека восставать против духовного и интеллектуального подавления [26] . Более того, хотя идеи имеют самостоятельную силу, эта сила всегда обусловлена, может быть и неявным образом, социальными и политическими обстоятельствами. Это факт, о котором историки, привыкшие к общим рассуждениям о «немецком характере» или «немецком мышлении», слишком часто забывают [27] .
25
Rohan d'Olier Butler, The Roots of National Socialism 1783–1933 (London, 1941) — классический пример такой военной пропаганды; другой см. в Fossey J. С. Hearnshaw, Germany the Aggressor throughout the Ages (London, 1940). Умный современный ответ см. в Harold Laski, The Germans — are they Human? (London, 1941).
26
Общий обзор этих вопросов см. в Richard J. Evans, Rethinking German History: Nineteenth — Century Germany and the Origins of the Third Reich (London, 1987), c. 1-54. Прекрасная краткая коллекция документов с комментариями имеется в работе John С. G. R"ohl (ed.), From Bismarck to Hitler: The Problem of Continuity in German History (London, 1970). Когда я был студентом, с этими спорами я познакомился благодаря хорошей подборке отрывков в работе John L. Snell (ed.), The Nazi Revolution — Germany's Guilt or Germany's Fate? (Boston, 1959).
27
Это относится даже к относительно сложным сочинениям немцев, изгнанных при Третьем рейхе, см.: Hans Kohn, The Mind of Germany: The Education of a Nation (London, 1961) и Peter Viereck, Metapolitics: From the Romantics to Hitler (New York, 1941).
Представители другого направления, к которым иногда присоединяются те же самые авторы, подчеркивают не важность идеологии и убеждений в немецкой истории, но их незначительность. Немцы, как это часто утверждается, не имеют реального интереса к политике и никогда не могли привыкнуть к практике компромисса демократических политических дебатов. Но из всех мифов немецкой истории, долженствующих объяснить зарождение Третьего рейха в 1933 г., ни один не является менее убедительным, чем миф об «аполитичных немцах». Будучи в большой степени вымыслом романиста Томаса Манна в годы Первой мировой войны, это представление впоследствии стало алиби для образованного среднего класса в Германии, которое позволяло снять с себя обвинение в поддержке нацизма и принять критику по гораздо менее сильному обвинению в отсутствии оппозиции нацистам. Историки разного толка заявляли, что немецкий средний класс устранился из политической жизни после поражения в 1848 г. и нашел убежище в занятии бизнесом, литературой, культурой и искусством. Образованные немцы ставили эффективность и успех выше морали и идеологии [28] . Вместе с тем имеется достаточно доказательств обратного, что мы и увидим в этой книге. Если Германия и страдала от чего-то в середине 1920-х, то, во всяком случае, не от недостатка политических убеждений и предпочтений, скорее наоборот.
28
Keith Bullivant, ‘Thomas Mann and Politics in the Weimar Republic’, in idem (ed.), Culture and Society in the Weimar Republic (Manchester, 1977), 24–38; Taylor, The Course, 92-3.
Немецкие историки, что неудивительно, считают такие общие и враждебные обобщения немецкого характера крайне сомнительными. После Второй мировой войны они изо всех сил старались опровергнуть такую критику, указывая на более общие европейские корни нацистской идеологии. Они обращали внимание на тот факт, что сам Гитлер был не немцем, а австрийцем. И проводили параллели с другими европейскими диктатурами того времени, от Муссолини в Италии до Сталина в России. Они утверждали, что в свете общего краха европейской демократии в период с 1917 по 1933 год приход нацистов следует рассматривать не как кульминацию продолжительного и уникального исторического развития немецкого общества, а как коллапс установленного порядка в Германии и в других странах вследствие катастрофического влияния Первой мировой войны [29] . При таком подходе развитие индустриального общества впервые вывело широкие массы на политическую сцену. Война уничтожила социальную иерархию, моральные ценности и экономическую стабильность во всей Европе. Оттоманская, Российская, Германская империи и империя Габсбургов были разрушены, а новые появившиеся демократические страны быстро пали жертвами демагогии беспринципных агитаторов, которые убеждали массы голосовать за собственное порабощение. Двадцатый век оказался эпохой тоталитаризма, кульминацией которого стала попытка Гитлера и Сталина установить новый тип политического порядка, основанного на тотальном полицейском контроле, терроре и жестоком подавлений и фактическом уничтожении миллионов реальных и воображаемых оппонентов, с одной стороны, и на постоянной массовой мобилизации и энтузиазме, подхлестываемом изощренной пропагандой, — с другой [30] .
29
Gerhard Ritter, ‘The Historical Foundations of the Rise of National Socialism’ в Maurice Beaumont, The Third Reich: A Study Published under the Auspices of the International Council for Philosophy and Humanistic Studies with the Assistance of UNESCO (New York, 1955), 381–416; idem, Europa und die deutsche Frage: Betrachtungen "uber die geschichtliche Eigenart des deutschen Staatsgedankens (Munich, 1948); Christoph Cornelissen, Gerhard Ritter: Geschichtswissenschaft und Politik im 20. Jahrhundert (D"usseldorf, 2001); доводы Риттера можно отнести к 1937 г., когда он излагал их в гораздо менее негативных выражениях (ibid., 524-30). Различные другие мнения см. в Hans Kohn (ed.), German History: Some New German Views (Boston, 1954). Ранняя, но только частично успешная попытка немецкого историка оценить это по-другому была предпринята в работе Ludwig Dehio, Germany and World Politics (London, 1959 [1955]), где все равно основной упор делается на международных факторах.
30
См.: Karl Dietrich Bracher, Die totalit"are Erfahrung (Munich, 1987) и Leonard Shapiro, Totalitarianism (London, 1972). Классическое, часто критикуемое описание основной теории см. в Саrі J. Friedrich и Zbigniew К. Brzezinski, Totalitarian Dictatorship and Autocracy (New York, 1963), также новаторский философский очерк Hannah Arendt, The Origins of Totalitarianism (New York, 1958).