Третий Рим
Шрифт:
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамён победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лёд,
Нева к морям его несёт
И, чуя вешни дни, ликует!
– Да Виктор у вас прирожденный декламатор, – блестя глазами, прошептала на ухо Купруму Лена. – Я по роду деятельности театральный критик и кое-что в этом понимаю.
– А почему нет? – искренне удивился химик. – Если бы ты слышала, как он орет в море на швартовках или на берегу, на строевых смотрах.
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побеждённая стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
отчеканил последние строки Майский, за что был награжден бурными овациями восторженных слушателей.
– С Нов-вым хот-том! – дружески протянул ему руку рыжеволосый здоровяк с фотоаппаратом – Хаиска тавата, олен Пекка!
– Чего он бормочет? – пожимая ее, покосился Майский на Львова.
– Поздравляет тебя с праздником и сообщает, что его зовут Пекка.
– Ах, вон оно что! – довольно пробасил помощник. – И тебя с Новым годом Пека, – похлопал того по плечу. – Ну, а я Виктор, хочешь водки? – и кивнул на пакет в руке минера.
– О, рус-ккий ви-иина! – широко раскрыл светлые глаза финн и с готовностью закивал головой.
– Ну что, айда в наш садик? – обратился к друзьям помощник и вся компания, оживленно переговариваясь, направилась к расположенному неподалеку от монумента, искрящемуся инеем скверу.
– Вот тут и расположимся, – кивнул Майский на одну из длинных, стоящих под старыми липами, заснеженных скамеек,
– О, чут-тесно! – заразительно рассмеялась финка, а два ее спутника что-то оживленно залопотали.
Оранжевые, на первозданной белизне снега апельсины, смотрелись маленькими солнцами, и в сочетании с бутылками и плитками шоколада, являли собой красочный натюрморт
– Ну, друзья, с наступившим всех Новым годом! – поднял стаканчик с водкой Туровер, после чего все выпили и натюрморт нарушился
– Между первой и второй, промежуток небольшой! – подмигнул Пекке раскрасневшийся помощник и набулькал мужчинам по второму.
Когда опорожнились и эти, из дальнего конца аллеи появился флотский патруль и мерзло заскрипел ботинками, проходя рядом.
– Товарищ старший лейтенант! – обратился к офицеру Львов.
– Слушаю вас товарищ капитан 2 ранга! – козырнул тот, останавливаясь, а рослые, с четырьмя золотыми шевронами на рукавах шинелей курсанты отошли чуть в сторону и с интересом воззрились на прекрасный пол.
– Из «ленкома»?* – кивнул Альберт в их сторону.
– Точно так, – чуть улыбнулся старлей. – Мои подопечные.
– И мы оттуда, – дружески подмигнул ему Майский. – Давай, тяпни с нами за Новый год.
– Не откажусь, – оправил пистолетную портупею офицер. – Эй, Малышкин! – обернулся он к патрульным. – Давайте по маршруту, я догоню! – и стянул с руки хромовую перчатку.
Стаканчики наполнились в очередной раз загустевшей на морозе водкой, дамам налили пузырящееся шампанское и последовал очередной тост.
– Ну, хорошо Вам отпраздновать, – закусив таблеткой шоколада, довольно оглядел компанию порозовевший офицер. – Мне пора, служба.
– А это вашим мальчикам – протянула ему пакет с бутылкой шампанского и несколькими апельсинами Татьяна.
– Спасибо, – ответил тот и, взяв пакет, удалился ровным шагом.
Затем, определив остатки пиршества в ближайшую урну, вся компания отправилась на Дворцовую площадь.
– Бах-бах-бах! – взлетали над ней очередная волна салюта, и небо искрилось звездным дождем.
Конец ознакомительного фрагмента.