Третий шанс
Шрифт:
Я не говорил этого никому и никогда. Наверно, даже себе до конца не признавался. Но сейчас, в ретроспективе, все стало предельно прозрачным.
– Боюсь, без меня так и было бы. Мама тогда только и делала, что плакала. Приходилось пинать ее, чтобы взяла себя в руки. Я бегал и искал каких-то самых лучших врачей, какие-то лекарства на другом конце света, выбивал всякие обследования и процедуры. Справедливости ради, она помогала. В первую очередь тем, что я понимал: не мне одному страшно до жути. Парадокс, но это работало. Поля, - я взял ее за руку, -
– Папуль… - она порывисто обняла меня. – Обязанным чувствует себя тот, кто не умеет быть благодарным. А я всегда буду тебе благодарна. За все, за все!
Девочка моя… такая мужественная и такая не по годам умная…
Я с трудом проглотил ком в горле, пытаясь справиться с навернувшимися слезами.
– Скажи, пап, ты теперь на ней женишься? На Юле?
Я невольно улыбнулся, вспомнив, как она спрашивала то же самое об Элке.
– Не знаю, Поль. Пока ничего не знаю. Мы столько лет не виделись. И хотя два десятка лет знакомы, толком ничего друг о друге не знаем. Как будто только сейчас знакомимся по-настоящему. Может быть, встретимся и поймем, что ничего не выйдет. И такое может быть. Но… это еще один шанс, теперь точно последний.
– А ты нас познакомишь?
– Конечно.
– Пап, только, пожалуйста, пообещай мне…
– Солнце, если она тебе не понравится…
– Нет, - перебила Полина, с досадой помотав головой. – Пообещай, что ты не станешь снова от нее отказываться из-за меня. Даже если она мне и не понравится. В конце концов, через год я уже буду жить отдельно.
– Если все будет хорошо, - возразил я.
– Все будет хорошо! Ты же сам говорил, в это надо верить. А я верю! Врачи в клинике сказали, что я смогу жить нормальной жизнью. Учиться, работать, замуж выйти. Только надо соблюдать режим и все рекомендации.
Ох, если б все зависело от соблюдения режима… Но она была права – надо верить. Без этого точно никакой режим и таблетки не помогут.
– Ладно, ладно, договорились. Обещаю. Ты знаешь, Юля очень переживала, когда тебе делали операцию. И сейчас все время спрашивает, как у тебя дела.
– Правда? А у тебя есть ее фотография?
Я нашел в телефоне снимок, который Юля прислала на днях. На нем она была с дочкой и с щенком-бульдогом.
– Какие милые! – расцвела улыбкой Полина. – И щеночек!
И вот сейчас мы ждали Юлю с Глашей на ужин. Несмотря на Юлькины возражения, я послал за ними Володю. Полина в сотый раз поправляла на столе вилки и салфетки, проверяла, не остыло ли в духовке то, что наготовила Катя. Я бродил по квартире взад-вперед, как тигр по клетке.
Хотя домработница все эти месяцы регулярно заходила проветрить и проверить, все ли в порядке, а перед нашим приездом сделала генеральную уборку, квартира все равно казалось какой-то… нежилой. Мы могли, конечно, поехать в Щегловку, Лариса
– Пап, да не волнуйся ты так!
– Кто бы говорил, - проворчал я, глядя, как она в сотый раз поправляет перед зеркалом то волосы, то воротник блузки.
Наконец запищал домофон, и мы столкнулись у него, одновременно бросившись нажать кнопку.
Сначала было немного напряженно, как всегда при знакомстве. По Юлиным взглядам, которые она бросала по сторонам, я понял: вспоминает те две недели. В квартире мало что поменялось с тех пор, правда, часть мебели жильцы основательно ушатали, пришлось заменить. Наверно, я на ее месте тоже чувствовал бы себя… не слишком свободно.
Разговор за столом шел как-то угловато, пока девчонки не начали трещать о кошках и собаках.
– Коша не обижает щенка? – спросила Полина.
– Нет, что ты, - махнула рукой Глаша. – Мисюсь старенькая уже совсем. Они с Марком особо не дружат, но и не ссорятся. Я тебе сейчас покажу.
Они перебрались на диван и уткнулись в телефон, рассматривая фотографии, потом Полина принесла свой, начала показывать какие-то швейцарские снимки. Юля посмотрела на меня – и в этот момент… да, что-то произошло. Я вряд ли смог бы объяснить, что именно, но как будто кто-то дал флажком отмашку на старт: «Поехали!»
– Ой, а это кто? Какой симпотный!
– Это Ксавье, - улыбнулась Полина, светло и грустно.
Юля
Весь день меня потряхивало, хотя я была слишком занята, чтобы зависать на своих страхах всерьез. Даже не на страхах, а на волнении – как все получится. Я прекрасно отдавала себе отчет, что от сегодняшнего вечера зависит очень многое. Мы-то с Глашкой Полину заочно уже приняли, а вот как она отнесется к нам? Если будет против, вряд ли у нас с Димкой что-то получится.
Но даже если и нет… сможем ли мы по-настоящему начать все заново?
Так, Юля, не попробуешь – не узнаешь.
И все же вечером меня паникнуло еще раз, причем основательно. Той самой тупой паникой, которая не слушает никаких доводов разума.
Дима позвонил ближе к вечеру и спросил, куда за нами прислать машину. Мой слабый протест был задавлен в зародыше. Не для того, сказал он, тащили через две границы раритетное Химбертша, чтобы потом кто-то ехал домой на такси. Да и с парковкой в окрестностях напряженка.
– Ох, ничего себе! – восхищенно выдохнула Глашка, оглядывая кожаные внутренности черного Порше. И спросила шепотом, покосившись на водителя: - Мам, он что, олигарх?
– Ну… не совсем, - усмехнулась я. – Но вообще человек небедный, да.
Мы о чем-то болтали, и я как-то особо не смотрела, где едем. Но когда Полюстровский, сделав плавную дугу, перетек в Первый Муринский, вот тут-то мне стало, мягко говоря, не по себе. Почему-то и в голову не пришло, что Димка может жить в той же самой квартире. Слишком простенько для его статуса.