Третья фиалка

Крейн Стивен

Кучер приоткрыл окошко и крикнул:

– Нынче поезд опоздал на целый час! Раньше девяти часов нам ни в жисть не добраться! Хотите или нет, но добрую часть пути придется проделать в темноте.

Хокер благопристойно подождал, потом спросил:

– Да?

– Вот я ж о том и говорю, – откликнулся кучер. – Луны-то ведь нет.

Он наклонился, пытаясь рассмотреть молодого художника, и проревел:

– Эге, да ты, никак, сынок Джима Хокера?

– Совершенно верно.

– Ага. Я-то сразу смекнул, что видел тебя раньше. Теперь, стало быть, ты в городе

обосновался, да?

– Ага.

– Сойдешь на перекрестке?

– Если можно.

– Так-так, значит, приехал погостить летом?

– Ну да.

– Это… если сойдешь на перекрестке, с тебя только двадцать пять центов. Юсетер берет пятьдесят, но я считаю это блажью. Так не годится. Лучше пешком идти, чем платить пятьдесят центов. Да-да. Так что я беру только двадцать пять.

Лицо Хокера приняло убийственное выражение. Он бросил мимолетный взгляд на девушку. Та без остатка была поглощена оживленным разговором с матерью мальчика и девочки.

Глава II

Когда Хокер толкнул створку ворот, из-за сломанной петли та сразу не поддалась. На него оглушительно и злобно залаял пес, тут же метнувшись к нему по траве.

– Стэнли! – закричал молодой художник. – Здравствуй, старина.

Боевой запал собаки тут же угас и сменился восторженным визгом. Чтобы выразить охватившую его радость, бело-рыжий сеттер совершил головокружительный кульбит: подпрыгнул и выгнулся фантастической дугой, чуть не коснувшись мордой хвоста. В довершение всего он несколько раз тявкнул, чтобы выпустить наружу эмоции.

– Экий ты молодец, – произнес Хокер, и сеттер в избытке чувств снова взвился в воздух.

На кухне горел огонь, и стоило собаке залаять, как дверь распахнулась. На пороге выросли две сестры Хокера: прикрыв козырьком глаза, хотя солнце давно уже село, они посмотрели в сторону калитки и хором завопили:

– Это он! – После чего выскочили из дома и, повиснув на Хокере, зачастили: – Боже праведный, это же Уилл! Уилл приехал! Как же мы рады тебя видеть!

В вихре восклицаний и вопросов, на которые Хокер не успевал отвечать, они выхватили у него чемодан, ящичек с красками и мольберт и потащили к дому.

Старушка мать сидела в кресле-качалке у стола, рядом лежали какие-то бумаги. Когда Хокер переступил порог, она как раз надевала очки, подслеповато щурясь.

– Здравствуй, мама! – крикнул молодой человек. В его глазах плескалась радость.

Мать протянула руки, обняла его за шею и что-то невнятно прошептала. Пес теперь носился по комнате, восторженно задирая вверх морду. Это несносное создание было уверено, что играет главную роль в церемонии радушного приема долгожданного гостя, полагая, что другим делать нечего, как внимательно следить за каждым его суматошным движением.

– Ты уже ужинал? – спросила мать, немного придя в себя.

Сестры без конца выстреливали в Хокера фразы:

– Папа в амбаре, Уилл. Почему ты так припозднился? Он уже хотел ехать к перекрестку, чтобы встретить дилижанс там. Может, даже в самом деле уехал. Что задержало тебя в пути? Да, слушай, у нас

же новый экипаж!

– Так ты уже ужинал? – обеспокоенно повторила мать.

– Нет, – ответил Хокер. – Но…

Три женщины тут же засуетились:

– Не волнуйся, мы быстро, сейчас все будет готово.

Они устроили на кухне настоящий переполох, перекликаясь друг с другом радостными голосами; доставая новые припасы, сестрички то и дело ныряли в подвал.

На выложенной камнями дорожке, тянувшейся от амбара до входной двери, послышались тяжелые шаги, и уже в следующее мгновение со двора донесся возглас:

– Здравствуй, Уильям, вот ты и дома!

Добродушно топая, в комнату вошел седовласый отец Хокера.

– Я думал, ты заблудился. Собирался уже ехать тебя искать, – добавил он, широко улыбаясь и пожимая сыну руку. – Где ж ты так задержался?

Пока молодой человек уплетал ужин, члены семьи сидели рядом и смотрели на него горящими глазами. Сестры, разумеется, обратили внимание на его галстук, задали несколько вопросов о том, что носят в городе, и высказали по этому поводу свои соображения. Мать внимательно следила за тем, чтобы Хокер досыта поел консервированной вишни.

– В детстве ты ее так любил, – сказала она.

– Да, Уилл, – закричала младшая сестра. – Помнишь Лиль Джонсон? Помнишь, да? В июне она вышла замуж.

– Мать, комната для нашего мальчика готова? – спросил отец.

– Мы привели ее в порядок еще утром, – ответила та.

– А Джеффа Декера помнишь? – воскликнула старшая сестра. – Так его больше нет. Вот так. Ловил щук и утонул, бедолага!

– Ну и как твои дела, Уильям? – спросил отец. – Много картин продал?

– Одну, да и ту по случаю.

– Видели твои иллюстрации в майском номере «Перкинсон’з». – Он немного помолчал и тихо добавил: – Как по мне, неплохо.

– А что нового у вас?

– Без изменений, все то же самое. На прошлой неделе сорвался жеребенок, но, слава богу, бед не натворил. Я испугался, потому как запряг его в новую коляску – мы купили ее совсем недавно, – но она ничуть не пострадала. Осенью собираюсь продать скотину, не хочу возиться с ней зимой. А весной куплю небольшой табунок лошадок. Пять акров земли пришлось опять сдать в аренду Джону Уэстфоллу, потому как с одним-единственным работником я едва тут управляюсь. Жизнь вроде бы как налаживается, однако до благоденствия еще далеко.

– А у нас в школе новая учительница, – вставила слово одна из сестер.

– Уилл, ты даже не обратил внимания на мое новое кресло, – произнесла мать, показывая на кресло рукой. – Я специально поставила его здесь, чтобы ты увидел, но ты даже не заметил. Милое, правда? Отец купил его в Монтичелло на мой день рождения. Я думала, оно сразу бросится тебе в глаза.

Когда на улице окончательно стемнело, Хокер ушел в свою комнату, поднял оконную раму, сел у окна и закурил. Ноздри сладко щекотал аромат дерева и полей. Во тьме воспевали известную оду ночи сверчки. На черной кромке горы тянулись два длинных ряда светлячков – это сиял огнями «Хемлок Инн».