Третья карта
Шрифт:
– Налейте мне водки, пожалуйста. Чуть-чуть.
– Чуть-чуть имеет разные объемы, – улыбнулся Штирлиц. – Показывайте глазами – сколько.
И в это время в клуб вошли Диц и Омельченко с женой.
Диц сразу же заметил Штирлица, помахал ему приветственно рукой, Омельченко раскланялся, а Елена, рассеянно оглядев зал, так и не нашла его. Они сели за столик возле эстрады – заранее зарезервированный, – и Штирлиц услышал раскатистый бас Дица: оберштурмбанфюрер рассказывал Елене что-то веселое, путая словацкие, немецкие и русские слова. Штирлиц успел заметить, как Елена проводила глазами тот взгляд, который Омельченко бросил на молоденькую
– Какой милый, интеллигентный человек, не правда ли? – заметив подмигивание Дица, спросила Магда и посмотрела в глаза Штирлицу.
– О да! Прелестный, добрый человек, настоящий интеллигент. Попробуем заказать кофе в другом месте, нет?
– Кофе есть на моем вокзале.
– Поехали на вокзал, – согласился Штирлиц. – Я люблю мерзнуть на вокзалах.
– Наоборот, жариться, – вздохнула Магда. – На вокзале сейчас страшная духота.
Но они не успели расплатиться и уйти, потому что к их столику подошел Диц.
– Добрый вечер, – сказал Штирлиц. – Познакомьтесь, дружище. Это моя добрая знакомая из Ростока.
– Диц…
– Очень приятно, садитесь к нам, – ответила Магда, протянув ему руку, и Штирлиц отметил ту внутреннюю свободу, с которой женщина познакомилась, не назвав себя.
«Она говорила про себя неправду, – убедился Штирлиц, – она живет по легенде. Девочка из кухни вела бы себя иначе. А сейчас в ее словах была та мера уважительного презрения, которого люди типа Дица не ощущают».
– Надолго в наши края? – спросил Диц.
– Нет, увы, – ответила Магда.
– Как устроились? Здесь сейчас довольно трудно с пристойными отелями.
– Я экспериментатор по складу характера. – Магда чуть улыбнулась. – Чем хуже, тем интереснее.
Диц внимательно оглядел лицо женщины, и его стремительная улыбка показалась Штирлицу чуть растерянной.
– Хотите что-нибудь выпить, Диц? – спросил Штирлиц.
– Благодарю, – ответил он, – если ваша очаровательная подруга извинит меня, я бы хотел сказать вам два слова.
– О, конечно, – сказала Магда. – Бойтесь женщин, которые интересуются о с о б ы м и делами мужчин…
Диц отвел Штирлица к бару, заказал две порции якоби, не спрашивая, что тот хочет пить, – знал, видимо, из данных гестапо, что оберштурмбанфюрер заказывает в ресторанах во время встреч с агентурой именно якоби, чаще всего доппель – восемьдесят граммов.
– Где я мог видеть вашу подругу? – спросил Диц.
– В Ростоке.
– Нет, я видел ее в Берлине.
– Она иногда наезжает.
– Не напускайте тумана, Штирлиц. Она живет в столице – я пока еще могу отличить провинциалку от берлинской штучки.
Острая тревога внезапно родилась в Штирлице.
– Ах вы, мой проницательный Пинкертон, – сказал он, казня себя за то, что привез Магду в этот клуб.
А Диц не зря задал Штирлицу этот вопрос: сегодня утром он получил с фельдсвязью фотографию графини Ингрид Боден-Граузе.
(Мюллер униженно лгал Гейдриху, выпрашивая спецсамолет РСХА, потому что служба наружного наблюдения потеряла эту «аристократическую стерву» – ее
Два часа назад фельдъегерь передал Дицу восемь фотографий Ингрид Боден-Граузе – красивая брюнетка. Со Штирлицем, однако, сидела блондинка, только овал лица и глаза были чертовски похожи.
– Слушайте, Диц, оставьте в покое мою девку. С вас не спускает глаз жена подвижника славянской поэзии.
– Вы с ума сошли, – ответил Диц, и в голосе его Штирлиц уловил для себя то, что ему очень хотелось услышать. – Эта баба интересует меня с точки зрения наших интересов.
– Она пойдет на это, – уверенно, посерьезнев лицом, подыгрывая Дицу, сказал Штирлиц, понизив голос. – Интересный вариант, Диц, очень интересный вариант…
– Тогда пригласите к себе за стол Омельченко. Одного, – попросил Диц.
– Сейчас?
– Я хочу сегодня же оформить наши отношения, она будет для нас небезынтересна, потому что Омельченко из породы тех, кто себе на уме. Не очень-то доверяйте его пришибленности: евреи точно так же ведут себя в нашем обществе.
– А завтра вы не можете все это провести?
– Я недолго. Я пью с ними уже третий час… А завтра будет очень хлопотный день… Или у вас намечено м е р о п р и я т и е с блондинкой из Ростока? – многозначительно добавил Диц, просияв широкой улыбкой.
Что-то такое промелькнуло в лице Дица, в больших глазах его, когда он сказал про «мероприятие», что Штирлиц еще более уверовал в правильность своей мысли.
– Хорошо, – сказал он, – отправляйте ко мне Омельченко. Но как вы объясните ему свое отсутствие? Вы же уедете отсюда, нет?
– Мы вернемся через час. Это максимум.
Штирлиц вздохнул:
– Давайте себе отдых, Диц, нельзя сжигать себя – даже вечером вы бредите работой. Это, конечно, прекрасно, но если сломаетесь, кому вы будете нужны? Рейх ценит сильных работников.
– Ничего, – Диц успокоил Штирлица, и снова улыбка изменила его лицо, – я чувствую в себе достаточно силы.
Омельченко, пересев к ним за столик, от водки не отказался и сразу же начал говорить – мудрено, изысканно, о поэзии и живописи, об их взаимоисключающей взаимосвязанности – с явным желанием понравиться Магде.
Штирлиц, слушая его, думал быстро и жестко; пьяная болтовня Омельченко не мешала ему, и наконец он принял решение.
– Магда, ждите меня здесь, – сказал он. – Я предупрежу метра, что вы задержались по моей просьбе.