Третья мировая война (сборник)
Шрифт:
Лоскутов ни с кем близко не сходился, не пил и не курил, со всеми был на «вы», себя просил называть по званию или «Петр Петрович», все свободное время проводил за тетрадкой с какими-то расчетами.
Если он и выбрал меня в качестве собеседника, то, видимо, потому, что имел на это какие-то свои соображения — я по-прежнему исполнял обязанности комбата, лечение которого из-за осложнений задерживалось, а Лоскутову для его дела, как потом выяснилось, нужен был в помощь мой артмастер Шарипов.
Лоскутов был неразговорчив, но постепенно я кое-что вытянул из него. Его отец,
В одном из разговоров Лоскутов признался мне, что сделал важное изобретение и стремится скорее попасть на фронт, чтобы проверить его результативность в деле. Я всегда с некоторой долей подозрительности относился к различного рода изобретателям, и, наверное, он заметил мой искоса брошенный на него взгляд.
— Вы, Андрей, не думайте, что я ненормальный. Я проделал все расчеты и уверен, что если мне удастся создать и испытать экспериментальную установку, то это будет новое слово в военной технике, в известном смысле переворот.
— А в чем же заключается ваше изобретение?
— Пока я этого сказать не могу. Когда дело дойдет до испытаний, и вы согласитесь помочь мне, тогда все и узнаете.
— Но почему же вы раньше, в училище или в запасном полку, не доложили о своем изобретении? Вам бы помогли, дали бы людей, необходимые материалы.
Он посмотрел на меня и горько усмехнулся:
— Мне не повезло. Мои непосредственные начальники были вроде… — Он замялся.
— Вроде меня, вы хотите сказать?
Он немного помолчал:
— Да как вам сказать… Ну, в общем, мне никто не верил. И кроме того, я сам несколько сомневался в своих расчетах.
— А теперь не сомневаетесь?
— Теперь я полностью уверен. Мне нужны только кое-какие материалы и… боевая обстановка. И, конечно, помощь. Вот если бы вы разрешили Шарипову помогать мне, я был бы очень признателен.
Короче говоря, убедил он меня. Более того, он уговорил меня дать, как я теперь понимаю, мальчишескую клятву никогда и никому не рассказывать. И я, воспитанный на книжных похождениях романтических героев, дал эту клятву и оставался ей верен. Не могу простить себе этого. Если бы я не был так молод и так наивен и не сдержал бы ее, многое повернулось бы по-другому.
А в это время события начали развертываться так стремительно, что стало не до Лоскутова с его изобретением.
Где-то на подступах к Ковелю мы разгрузились — и сразу в бой. Ковель, Люблин, Майданек с его жуткими печами, в которых еще ощущался жар человеческого пепла, форсирование Вислы, бои за создание плацдарма…
Лоскутова — Ильметьев называл его не иначе, как «студент» — я почти не видел в эти дни тяжелых боев. Мои гаубицы работали безотказно, кроме одной, которая была разбита
Наконец положение на нашем участке фронта стабилизировалось. Мы закрепились на довольно обширном плацдарме.
Мой НП находился на обращенном к противнику склоне, на танкоопасном направлении, так что любая танковая атака была бы видна как на ладони. Гаубицы моей батареи располагались в трех-четырех километрах сзади, а пушки нашего дивизиона заняли огневые позиции поблизости от НП — они были поставлены на прямую наводку.
Несколько дней противник приводил в порядок свои потрепанные части, и мы в спокойной обстановке оборудовали и маскировали блиндажи, траншеи и окопы.
Вот в один из таких спокойных дней и заявился снова младший техник-лейтенант Лоскутов. Он напомнил об обещании помочь ему. Я выделил артмастера Шарипова и двух солдат. Следуя указаниям Лоскутова, недалеко от НП они оборудовали землянку и нечто вроде огневой позиции странной, невиданной раньше формы. Ночью притащили из дивизионного тыла знаменитые чемоданы. После этого Лоскутов с Шариповым отправились на захваченный у немцев склад боеприпасов, и целый день оставались там. Вернулись поздно вечером, принеся доверху нагруженный чем-то короб из-под патронов. Шарипов рассказал мне, что они наковыряли детонаторов из трофейных гильз и снарядов.
Надо было наконец выяснить у Лоскутова, что он задумал. Когда я пришел к нему, он вместе с Шариповым что-то монтировал из «железок», находившихся в одном из чемоданов. Я увидел опиравшуюся на треногу длинную металлическую антенну с оптическим прицелом. Ее передний, длинный и острый, как игла, конец был направлен в сторону противника, а задний, короткий, был увесистым и массивным, многочисленные провода уходили в неглубокий колодец.
— Что же это такое? — удивленно спросил я.
— Это УНД, — с готовностью ответил Лоскутов и гордо пояснил: — Установка направленной детонации. Слишком сложно объяснять ее устройство. Но в двух словах принцип действия таков. Вы, конечно, знаете, чем вызывается взрыв пороха или другого взрывчатого вещества в гильзе или снаряде? Детонацией. То есть взрыв капсюля-детонатора вызывает возбуждение детонации вторичных взрывчатых веществ. Обычно капсюль-детонатор помещается в непосредственной близости от вторичного ВВ, как, например, в гильзе или снаряде. У меня же они разнесены на огромные расстояния: взрыв капсюля будет производиться здесь, в этой установке, а вторичные вещества будут взрываться там, куда направлена моя антенна, — в танках противника!
Я ошеломленно смотрел на него:
— Это так просто?
Он усмехнулся, довольный:
— Ну, просто это рассказывать, а сделать это непросто. Над этой идеей долго работал мой отец, и я использовал материалы его исследований. Но…
Но договорить мы не успели.
Снаружи, в траншее, послышался шум, искали меня. Я быстро выбежал и направился на НП, благо он находился в десяти шагах.
— Где ты бродишь? — набросился на меня капитан Ильметьев. — НП бросил, солдат распустил, документация не готова!