Третья сила. Сорвать Блицкриг!
Шрифт:
— Не может он сейчас, — влез Костренко, — ранен он. Ему врач нужен, а не пушка.
— Бойцы, кто по-немецки говорит? Или хотя бы читает? Нету? Хреново. Придется в угадайку играть.
Тем временем Тэнгу пару немцев, прикинувшихся убитыми, поднял с земли легким покусыванием выдающихся мягких частей тела.
Глядя на него, я подумал, что стоит прокатиться по окрестностям, пока ребята собираются.
Сколько я стояла так посреди дороги, уставившись в одну точку — боги ведают… Где-то на краю
Крики доносятся как через вату. Дошла до броневичка. Уткнулась лбом в горячее железо. Стою и отдышаться не могу… сердце успокоить.
— Все! Ника, молодец! — слышу, как кричит Саня. — Молодец, слышишь?
Слышу-слышу, а ответить не могу. Подожди, Букварик, сейчас…
Докатив до наших основных сил, Букварь стянул меня с брони. Не то чтобы я снова впала в ступор, как при первом бое, но лишний раз двигаться не хотелось. Думать, кстати, тоже. Хотелось почему-то есть, о чем я тут же и сказала:
— Мужики, я жрать хочу!
— Ну, можно и пожрать, — согласился я. — Хотя, скорее, выпить… Да и пустят ли меня к столу в таком виде?
Что и говорить, видок у меня был еще тот — морда в крови. Башка перетянута какой-то окровавленной тряпкой. Руки в мазуте и земле (а как вы думали — траки менять и чистеньким остаться?). Форма в крови и земле с мазутом вперемешку… Дополняла сию картину сигарета, торчавшая у меня в зубах.
Сколько я простоял в этом ступоре — не знаю. Может, пару минут, может, больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжелым. Я отложил его в сторону, подошел к гитлеровцу — того отбросило от пулемета, и немец лежал, уставившись мертвым взглядом куда-то вверх.
«Отвоевался один». Потом проверил его МГ — внешних повреждений не было. Еще один пулемет — это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух «эмгэшек», побрел в сторону лагеря.
А дальше… дальше мне пришлось вспомнить о своей гражданской специальности. Не успел я дойти до лагеря, как ко мне подскочил Саня и не… хм… церемонясь, поинтересовался, где меня носит, когда есть раненые.
— Да… Вопрос, надо понимать, символический, — пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. — Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «максим» навоевал?
— Ладно, извини — адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…
— Пошли глянем.
Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.
— Ну-с, на что жалуемся? — Я присел возле него.
— Да вот, бандитская пуля задела…
Я раскрутил тряпку, которой его перевязали — рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному — ее
— Ну, жить будешь. Правда, шрам будет — ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?
— Не помню уже…
— Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.
— Жить будет, — сказал я Сане. — Где Степан?
— Да вон лежит.
Так, этот посложнее. Степан уже пришел в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.
— Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придется ему попутешествовать лежа. И поспрашивай там солдат — может, кто санинструктор или еще что. А то я сам зашьюсь.
Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача — провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемета и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьезнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро — легкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, — отметил я про себя, — Степа средний. Контузия. Пару дней займет ему отойти — если ничего посерьезней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в легкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и все просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.
Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы — едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами — косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах — страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?
Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.
— Извини, — пробормотала.
— Да ладно, — попробовал улыбнуться он.
— Хреновый из меня командир. — Я вздохнула. — Вон, все знают, что делать, а я — нет. Товарищ Иванова — просто дура.
От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.
— Олег, — позвала я.
Он оторвался от еды и посмотрел на меня.
— Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…
— В чьи? — не понял он. — В какие стереотипы?