Третья сила

Осипова Анастасия Андреевна

— Что-что? — встрепенулся молодой человек.

Соня заскрежетала зубами и шлепнула себя по губам.

— Ничего, — сухо отвечала она.

— Нет, Сонь, — Дима не желал так быстро сдаваться. — Сказала «А», говори и «Бэ». Где ты жила раньше?

Соня ничего не отвечала. Лицо ее застыло, словно маска, только глаза двигались — она упорно отводила взгляд. Дима придвинулся ближе.

— Сонь, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой! — начал говорить юноша с жаром, прижимая к груди сжатые кулаки. — Но я не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты.

— У каждого есть секреты, — процедила Соня, отворачиваясь и делая вид,

что изучает пятно на потолке. — Я же к тебе не лезу.

— Да какие у меня секреты! Глупости не говори. А ты... А тебя я, мне кажется, вообще не знаю. Когда я смотрел на тебя со стороны, думал, что ты такая... Такая...

— Драчливая грубиянка? — вздохнула Бойцова.

— Нет. Нет, я не про это. Что ты простая девчонка, живешь как все. А теперь вижу: в тебе секретов, как в Питере мостов.

— Классное сравнение, — расплылась в улыбке девушка, — даже что-то поэтическое есть. Может, про Питер поговорим? Или про мосты?

Но Дима не дал подруге увести разговор в сторону.

— Нет уж. Мосты подождут. Пойми наконец: есть вещи, которые я имею право знать! Я хочу быть с тобой, Соня! Я не из тех, кому девушка на одну ночь нужна...

— Был бы ты таким, ничего бы у нас не вышло, — чуть слышно, с нежностью произнесла Соня. Протянула руку, чтобы погладить Диму по щеке, однако парень не резко, но решительно отодвинул ее ладонь.

— Но как, как мы будем дальше жить вместе, если между нами одни тайны? — воскликнул Дима, обхватив голову руками. — Ты с Молотом болтала, как со старым приятелем. Он тебе обрадовался, как сестре родной. Как такое может быть, если он к нам заглядывает раз в год на пару часов?!

Соня сжала кулаки и застонала. Дима понял: он на верном пути, он подобрался вплотную к одной из тайн, и отступать не собирался.

— Ага, попалась. А как ты сейчас со мной говоришь?

— Как? — часто-часто заморгала Соня.

— Правильно! Пра-виль-но, Сонюшка! Никаких «чё», «ваще» и «да пипец». Ни одного ругательства за десять минут! И я думаю, что это и есть твое настоящее лицо. Твоя истинная сущность. А все остальное — так, игра. Господи, я даже не знал, что ты не местная, пока ты не проговорилась, — слегка смутившись, добавил Дима.

Диме казалось, что Соня существовала всегда, что она являлась таким же обязательным элементом обстановки на станции, как двойные карнизы и стоящие у перрона поезда. Только теперь он начал вспоминать, что до определенного момента его жизни Сони и в самом деле рядом не было.

— Дим. Дим, послушай меня, — в голосе девушки зазвучала вдруг такая боль, такая горечь, что молодой человек слегка опешил. Образ Сони просто не вязался с такими эмоциями.

— Да, хоть ты и не знаешь жизнь и людей... А это, честно, круто. Я, наверное, тебя потому и полюбила, что ты такой... Чистый. Неиспорченный. Так вот, хоть ты и наивный, как ребенок, но интуиция у тебя работает. Ты не умом, ты сердцем чуешь.

Дима слушал, изо всех сил старался не потерять нить мысли. Никогда еще из уст Сони не звучали такие длинные и такие сложные речи. И такие правильные. Дети из хороших семей — и те редко говорили так, как Соня в эти минуты. Дима окончательно перестал что-то понимать.

— Да, Димуль, у меня в прошлом есть... Секреты. А, что уж там, все равно тебя не обмануть. Там грязи столько, что если бы она могла сейчас обрушиться на нас, мы бы по шею в ней сидели. Неужели ты думаешь, у меня потому не было

парня, что я типа такая вся из себя неприступная и меня боялись? Ха. Они убегали, Дим. Убегали, узнав, кто я такая. И ты убежишь. А я так и буду жить дальше. Со своей грязью...

Внутренний голос все настойчивее нашептывал юноше, что впереди опасный рубеж и пора остановиться. Ради их отношений. Ради их любви. Его душа сжималась от ужаса от ощущения близости к чему-то безгранично ужасному и невыносимо тягостному. Разумнее всего было бы обнять девушку и посидеть в тишине. И все же Дима не смог остановиться.

— Нет ничего тайного, что не стало бы однажды явным, — проговорил он, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе сквозила нежность, а не строгость. — Ленке ты, я смотрю, уже рассказала. И мои родители кое-что знают. Хотят тебе подарить осколок прежней жизни, вернуть на один вечер в прошлое. Что, угадал? Иначе не стали бы они этот обед идиотский устраивать. И еще есть люди, которые все знают, я уверен. Однажды эта грязь все равно прорвется. А убегу я или нет — это еще бабушка надвое сказала. Не знаю, что у тебя было с теми парнями, но я тебя люблю. Люблю, Соня. А любовь — страшная сила. Расскажи мне все. И мы вместе решим, как нам дальше жить и что нам делать...

* * *

Крохотный смотровой глазок открылся. Сделали его очень грамотно. Попасть в такую маленькую дырочку иначе, как с пары шагов, было трудно. Но удачный выстрел мало что решал. Привратник погибал, но ворота так и оставались плотно закрытыми.

Человек, стоявший с другой стороны мощной бронированной переборки, внимательно разглядывал того, кто осмелился стучать в дверь, мимо которой прочие путники пробегали, едва не икая от ужаса.

— Молот, ты? — раздался из-за дверей хриплый, прокуренный голос.

— Я, — отозвался сталкер.

— А это кто с тобой?

— Пёс, — представил Молот товарища.

— Пёс, значит? Шарик к ноге, гав-гав! — человек за дверью пришел в восторг от своей шутки и зашелся булькающим хохотом, быстро перешедшим в надсадный кашель. Минуты три весельчак откашливался. Сталкеры молча стояли посреди туннеля и ждали.

— А чё раньше без Шарика ходил? — снова раздался голос.

— Опасно стало, — сухо отвечал Борис Молотов. Он чуть заметно нервничал: то и дело оглядывался по сторонам. Рука сталкера лежала на рукоятке пистолета. Игнат Псарев не убирал палец со спускового крючка видавшего виды АК-74. Он попал сюда в первый раз в жизни и волновался еще больше. Глаза Пса беспокойно бегали по сторонам, по ржавым тюбингам, по пучкам проводов, свисавшим с потолка, и грудам мусора.

Здесь, в заброшенных туннелях в районе Достоевской, опасность грозила случайному путнику на каждом шагу. Одной из них была банда, в гости к которой явились сталкеры. Отъявленные бандиты и циничные убийцы, именующие себя «безбожниками». Они занимали соединительный туннель, позволяющий попасть с Садовой сразу на Правобережную линию, минуя крупные общины^[23]. ССВ часто пользовались работорговцы, контрабандисты и прочие «деловые люди».

Администрация торговых станций такому соседству не очень-то радовалась, но решать проблему не спешила: насколько было известно Молоту, имелся у них в этом вопросе личный корыстный интерес.