Третья сила
Шрифт:
Каменев глубоко затянулся и выпустил к потолку тонкую струйку дыма.
– Вы должны понимать, Виктор Андреевич, – он придвинул к себе меню в черной папке из натуральной кожи и жестом подозвал официанта, – что случайных людей во власти нет, или почти нет. Слава богу, не в девяностые годы живем. За каждым чиновником, начиная с определенного уровня, стоят разные и всем известные силы. Поэтому, если вдруг обнаруживается сотрудник, внешне ни с кем не связанный, но в кресле сидящий крепко, он поневоле привлекает внимание. В последнее время таких уникумов появилось неожиданно много. Не на первых ролях, нет, в большинстве своем это помощники и заместители. Именно ими блокируются или саботируются некоторые решения правительства, игнорируются прямые распоряжения, нарушаются
– Неизвестная группа? – высказал я свое предположение.
– Это первое, что пришло нам в голову, – кивнул Каменев. – Увы, подозрения не подтвердились. И знаете, что самое любопытное?
– Что же?
– То, что вся деструктивная деятельность этих чиновников так или иначе направлена против псионов. – Сергей Иванович прищурился и внимательно посмотрел на меня. – Понимаете, о чем я говорю?
– Хотите намекнуть, что все они связаны с «Защитниками человечества»? – как можно более нейтральным тоном поинтересовался я.
При упоминании «Защитников» Каменев непроизвольно поморщился, но быстро взял себя в руки.
– Нет, эту версию мы тоже исключили, – произнес он, с силой разминая окурок в пепельнице. – «Защитники» – слишком одиозная организация, чтобы открыто записать себя в ее члены. Можно навсегда испортить собственную репутацию. Никто из разумных людей в числе «Защитников» не состоит. Тем не менее они активно стараются испортить жизнь вашим коллегам, действуя по принципу «чем хуже, тем лучше». И если честно, я не понимаю зачем. Я не понимаю, кто или что за этим стоит. А я не люблю, когда я чего-то не понимаю.
За спиной Каменева безмолвной тенью возник официант, тот заказал у него еще одну порцию кофе, вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
– Некоторое время назад, – начал я, – Призрак планировал провести в Петербурге комплексную проверку мест скопления нелегальных мигрантов. Почему-то значительное число одержимых обнаруживается именно среди них. Подготовка шла полным ходом, однако в последний момент кто-то неожиданно вставил нам палки в колеса.
– Есть в трудинспекции некто Барин… – поморщившись, словно от зубной боли, произнес Каменев.
– Это кличка?
– Это фамилия. Барин, Шмарин… Много их там. Так вот, я бы на вашем месте переадресовал вопрос ему.
– Спасибо, – кивнул я.
– И еще… – Каменев пристально посмотрел мне в глаза. – После того как закончите здесь все дела… Я бы на вашем месте постарался вернуться в Питер первым же рейсом. Боюсь, то, что там сейчас происходит, может иметь последствия для всех нас. Серьезные последствия, Виктор Андреевич.
Судя по всему, ему я тоже мешаю.
Здание, в котором располагались помещения Гоструднадзора, являло собою яркий образец стиля ампир и помнило времена заката империи. Когда-то здесь, наверное, гремели балы и проводились приемы, возле широких гранитных ступеней останавливались богатые экипажи, а меж массивных колонн, подпиравших собою просторный балкон с балюстрадой, мелькали фраки, кринолины и слышался женский смех. Теперь же серый гранит потускнел и истерся, колонны почернели под слоем осевшей на них автомобильной копоти, а праздных гостей в сюртуках и вечерних платьях сменили затянутые в строгие костюмы молодые люди с кожаными портфелями и хмурыми, вечно озабоченными чем-то лицами.
Толкнув тяжелую дубовую дверь, я очутился в просторном холле с высоким куполообразным потолком. Сразу за стеклянной будкой охраны куда-то вверх вела парадная лестница – кое-где еще сохранились вмурованные в мрамор медные кольца, призванные удерживать на ступенях отсутствующую сейчас ковровую дорожку. Пожилой седовласый охранник, выполнявший здесь, по-видимому, исключительно декоративную функцию, был увлечен разгадыванием кроссворда и потому не удостоил меня даже взглядом. Что ж, это хорошо. Лишнее внимание мне сейчас как раз и не требуется.
Нужный мне двадцать восьмой кабинет отыскался на третьем этаже. В коридоре было немноголюдно: мимо проплыла полная дама, важно
– Евгений Аркадьевич?
Евгений Аркадьевич, носитель забавной фамилии Барин, оказался гораздо моложе, чем я изначально предполагал. По крайней мере, для первого заместителя главы Гострудинспекции он был вызывающе молод, солидности ему не придавала даже пробивавшаяся сквозь густые черные волосы благородная седина, окрашивавшая шевелюру в серебристо-пепельный оттенок. Я бегло оглядел кабинет, стараясь тем не менее зафиксировать в памяти как можно больше деталей. На стенах – панели из темного дерева, длинный стол буквой «Т» – видимо, иногда здесь проводятся совещания, триколор в углу и неизменный портрет президента над глубоким кожаным креслом. Ниже – почетные грамоты и благодарности в узких деревянных рамках. Шкаф с расставленными на полках разноцветными папками, сейф. На первый взгляд – никаких артефактов, способных создать столь мощное экранирующее поле. По крайней мере, источник этой странной силы среди окружающих предметов мне обнаружить не удалось.
– Проходите, – поднялся мне навстречу Евгений Аркадьевич. – А вы?..
– Коробов Виктор Андреевич, – представился я в ответ на его полувопрос-полуприветствие.
– И, если не секрет…
– Я из СБР, – вновь опередил я хозяина кабинета.
Представляться сотрудником Института исследований псионики я счел неразумным: ну не пользуется особым авторитетом среди «белых воротничков» контора Моисея Львовича. Точнее говоря, о ней мало кто знает. Так что будем считать, что я озвучил лишь часть правды, вернее, выдал ее слегка отредактированную версию.
– Присаживайтесь. – Евгений Аркадьевич жестом указал мне на ближайшее кресло и стал пристально разглядывать мое лицо.
Я тоже принялся в свою очередь внимательно изучать своего собеседника. Интересное строение черепа: черты лица грубоваты, скулы чуть вытянуты, что придает ему определенное сходство с хищным зверем вроде куницы или росомахи. Движения скупы, осторожны. Внешность в целом представительная, но чувствуется в нем что-то интуитивно настораживающее, отталкивающее. Неприятный человек.