Третья тропа
Шрифт:
— Силен у вас командир!.. Ох и силен — ничего не скажешь!.. У нас в деревне тоже силач был — подковы гнул, хоть правой, хоть левой… Всякое ему подсовывали. Жиманет пальцами — и в крошку!.. Кто-то под спор ему стакан сунул… Он и его — аж стекла брызнули. А один осколок насквозь через ладонь вышел… Зажило быстро. Только пальцы не те стали, не железные.
Всякие были и небылицы про силачей, запросто сгибавших подкову, слышали или читали все. И не содержанием немудреного, назидательного рассказа подействовал на ребят Кульбеда, а голосом, что ли, — мирным, домашним, своим искренним желанием дружбы и добра.
Забудкин всхлипнул,
— Обижаешь!.. А кого обижаешь?..
— Ты бы не лез в сапогах на кровать! — виновато ответил Сергей. — И вообще — вперед работать надо, а потом место себе выбирать!
— Ты так бы и объяснил ему! — посоветовал Славка Мощагин. — Без рук!
На штабной поляне запел горн. Кульбеда взглянул на часы.
— Ужин.
Сергей обрадовался — этот сигнал прервал неприятный разговор.
— Отделение — станови-ись! — крикнул он и заспешил из палатки.
Мальчишки потянулись за ним. Забудкин остался, нерешительно поглядывая то на выход, то на койку, которую он выбрал для себя. Кульбеда взял его за плечи, повернул лицом к выходу и, как сына, шлепнул сзади по мягкому месту.
— Иди, иди! Не откалывайся!
В палатке остались Кульбеда и помрачневший после горна Славка.
— Ты, значит, так, — сказал сержант, отлично понимая муки командира взвода. — Ты, когда выйдешь, не торопись, посмотри, все ли построились отделения… Они построятся! Не волнуйся!.. Вот тогда и скомандуй: «Второе, третье, четвертое отделения — смирно! Бего-ом марш!..» Когда они станут подбегать к первому отделению, не прозевай, дай команду: «Стой!» И получится у тебя колонна по четыре в ряд. Только командуй от сердца, без спешки, громко! Голос командира — он до пяток пронять должен! И не страхом! Страх нагонять — слабость разводить… Ты голосом душу у людей взбодри, силу в них вдохни, веру в твою команду!
Они вдвоем вышли из палатки. Сергей Лагутин выравнивал свое отделение. Впереди каланчой возвышался Гришка Распутя. Сигнал на ужин заставил его встать из-под ели без командирского напоминания. Кульбеда прошел мимо него, негромко, но так, чтобы Гришка услышал, произнес:
— Богатырь!
Распутя глянул на него сверху вниз, выпрямился и стал еще выше.
На просеке около своих палаток заканчивали построение три других отделения. Славка Мощагин подышал глубоко, как перед броском в воду, и по Третьей Тропе понеслась его первая, не очень уверенная, но громкая команда:
— Второе, третье, четвертое отделения!.. Смирно!..
Вечерний звон
К хорошему привыкают быстро. Никого уже не удивил вкусный ужин. И Гришка Распутя, как должное, принял от Наты добавку, которую она принесла, не дожидаясь, когда он вопросительно взглянет на раздаточное окно.
— Еще кому? — спросила она и снова, как в обед, лучисто посмотрела на Богдана.
Тот демонстративно отодвинул от себя тарелку с недоеденным картофельным пюре. Внимание девчонки раздражало его.
Вовка Самоварик на ужин не явился. Клим заметил пустое место за столом и посмотрел на мастерскую. Шторы на окнах фотолаборатории были спущены. Комиссар еще раз предупредил Сергея, чтобы тот не считал Вовку в самовольной отлучке, а повариху попросил оставить одну порцию для опоздавшего.
После ужина Сергей довел свое
— Все, кто работал со мной, — забрать личные вещи и занять места! Остальные — принимайтесь за вторую палатку. Как ее ставить — видели! До отбоя — три часа. Успеете, если поднажмете.
— Видели, но еще не усвоили. Трудно очень! — Богдан придурковато поскреб в затылке. — Вы бы нам повторили, товарищ командир!
Сергей помолчал, чтобы не начинать перебранку.
— А нам, — обиженно начал Фимка, — нам указатель не зачтется? Даром мы его…
— Могу объявить благодарность! — не дослушав, сказал Сергей. — А палатку вам ставить все-таки придется. И тому фотолюбителю, — он посмотрел в сторону штабной поляны, — тоже!.. Все!.. Р-разойдись!
Шуруп и четверо других мальчишек, которых Богдан называл шурупчиками, весело бросились к своим рюкзакам и чемоданам, расхватали их и помчались к палатке. Каждый спешил занять место получше, поудобнее. Презрительно прищурясь, Богдан проводил их холодным взглядом, не обещавшим ничего доброго. Он надеялся, что кто-нибудь из них предложит ему свое место.
— Щенки!
Богдан плюнул под ноги, беспечно засунул руки в карманы и пошел на свою лужайку. Фимка с Димкой вытащили ножи и полезли зачем-то в самую гущу кустов. Гришка Распутя преспокойно улегся под елью. Забудкин затравленно порыскал глазами по просеке и, заметив, что сержант Кульбеда и Славка Мощагин собираются натягивать для себя маленькую палатку, успокоился. «Куру в обед дали, а уж койку — обязательно дадут!» — подумал он и поплелся к пеньку.
Нарезав толстых полых дудок и прямых палочек, Фимка и Димка вернулись на просеку. Богдан поманил их пальцем.
— Эй вы, мастера-самоучки! Есть задачка на сообразительность. Чего не хватает на Третьей Тропе?
— Нашей палатки, — ответил Фимка.
— Я думал — вы умнее! — Богдан похлопал по траве рядом с собой. — Садитесь. Я вам, как Микропора, байку одну расскажу. Кто такие зэки, знаете?.. Да где вам! — он презрительно махнул рукой. — Зэки — это заключенные… В одной колонии сначала два зэка заболели, через день — еще два. А через неделю — сорок валялось в больнице. Эпидемия какая-то. Так за это всех начальников, — Богдан сделал паузу и закончил по слогам: по-сни-ма-ли!.. Доходит?.. Да они, — он посмотрел вдоль просеки на штабную избу, — они за нас головой отвечают! К ночи прибегут как миленькие и сами палаточку для нас раскинут: «Заходите, деточки, ложитесь под одеяльце, не простыньте, пожалуйста!.» Так что — никакой паники! Палатка нам будет! А не хватает на Третьей Тропе хорошего костра!.. Ну — ка, родненькие, дровишек!
Его рассказ о заключенных прозвучал для мальчишек вполне достоверно, а словечко «зэки» показалось таинственно-страшным, известным лишь узкому кругу посвященных. Оно подтверждало слухи о Богдане. Болтали, что был он чуть ли не главарем какой-то неуловимой банды и что суд дал ему целых три года. Чего стоят, по сравнению с этим, их собственные мелкие проделки? Они чувствовали превосходство Богдана. Приказал он сходить за хворостом — и они пошли. Обещал, что палатка для них будет, — и они поверили. Была во всем этом еще и доля страха. Сергей Лагутин при всей своей запальчивости дальше подзатыльника не пойдет. В этом мальчишки не сомневались. А Богдан и финку мог припрятать. У него рука не дрогнет пустить ее в ход.