Третья жизнь
Шрифт:
Идея классового антагонизма, обреченности старого строя пронизывает роман, передается всем дыханием широкого полотна.
В первом томе показано развитие событий в 1912—1914 годах, во втором — события первых четырех месяцев 1915 года.
В романе цитируются манифесты, прокламации. Создается впечатление документальности и широты охвата событий. Наиболее удачные сцены, где Слёзкин рисует кулисы буржуазной журналистики, среду столичных литераторов, кормящихся возле меценатов и коммерсантов.
Воздух эпохи передан в романе великолепно. В «Отречении» показана
Однако многое из семейной событийной ткани не поднято до уровня, равного тем социальным событиям, о которых говорится в романе. Это создает впечатление некоторой диспропорции.
Автор не страшился «верно» и «точно» передать хронику 1914 года, а пытался средствами искусства внушить читателю обреченность старой жизни, показать рост новых сил, приход наследников.
Над эпопеей Слёзкин работал до конца своей жизни. В суровые годы войны он увидел свой патриотический долг в том, чтобы выдвинуть на передний план третьего тома фигуру Брусилова. Некоторые главы романа печатались во время войны. Отдельной книгой роман «Брусилов» вышел в марте 1947 года. В нем реализовалось все, к чему стремился Слёзкин на протяжении писательской жизни,— слились воедино мысль, идейная ясность, художественное мастерство.
26 июля 1947 года Юрий Львович Слёзкин скончался.
А 25 июня 1932 года Юрий Слёзкин записал в дневнике: «У каждого большого художника есть мечта — иногда одна строка, строфа, фраза, пятно, выражающие человеческое какое-либо чувство — страсть, гнев, страх, печаль, нежность — с предельной прозрачной ясностью и чистотой, и только потому эти художники прекрасны. И только эта предельная чистота и ясность оправдывают тяжкий труд мастера и дают ему право называть свое творение — искусством…
Подслушать в себе то чувство, которое звучит полнее в твоем существе, отвечает ему, и найти, добиться, поймать, украсть у какой-то минуты высочайшего напряжения это чувство и быть готовым с предельным мастерством — кратко, скупо и четко, как эссенцию, как жемчуг, показать его человеку — вот задача, вот цель, вот честолюбие мое…»
Дважды сызнова начинался творческий путь Юрия Слёзкина, его жизнь в литературе. Сегодня, спустя почти семь десятилетий после смерти писателя, его литературное наследие возвращается к новым поколениям читателей. Наступает третья жизнь.
Составитель выражает глубокую благодарность РГАЛИ, который на протяжении тридцати лет предоставлял возможность пользоваться хранящимися там рукописями. Особая признательность вдове писателя Ольге Константиновне Слёзкиной (1895—1981), еженедельные встречи с которой в течение десятка лет позволили мне хорошо постичь личность, творческие устремления Юрия Слёзкина, а предоставленные ею дневники, альбомы, книги дали возможность ощутить ту творческую атмосферу, которая
И наконец, с восхищением отмечу энтузиазм и самоотверженность редактора книги Аллы Владимировны Безруковой. Низкий Вам поклон.
P. S. Кажется, сказано достаточно. И все же хочется привести еще одну запись из дневника, сделанную в самые грозные дни войны. В этих простых словах понимание не только жизни, но и задач литературы, служению которой посвятил себя Юрий Слёзкин:
«24 апреля 1943 года
Как далека от жизни наша современная литература со своими писаными героями, верными женами, бескорыстными энтузиастами труда, благородными отцами и любящими детьми. Конечно, есть и те, и другие, и третьи, но они, как и всегда это было, в меньшинстве и не ими определяется течение нашей жизни, не с ними сталкиваешься в повседневном быту, а главное — не они должны служить моделью для писателя, который зовет к лучшему. Напрасно думать, что читатель следует доброму примеру, идет за образцом — ему нужно показать его собственную изнанку, чтобы он понял, как она неказиста, и смутился бы. Никогда сусальная, восторженная литература ничему не учила и никого за собою не вела. В такой литературе всегда что-то есть подхалимское, прилизанное, лакейское, и ее так и воспринимает читатель — пренебрежительно и свысока… Потому что всего легче поверить тому, что ты хорош и, обольстившись лестью, признать себя выше того, кто льстит тебе.
Уважают жесткое, суровое слово правды. А нет такого идеального человека, о котором такой правды не скажешь. Все мы — ничтожны перед тем образом Человека, к которому стремится человечество. И задача писателя быть глашатаем этого стремления, а не свадебным генералом».
И наконец, мнение писателя — нашего современника Вячеслава Пьецуха, полагающего, что укрытие от читателей писателей, подобных Слёзкину,— преступление против человечности: «Ведь когорта таких писателей, как тот же Заяицкий, Слёзкин, Клочков, Романов, может составить честь и славу какой-нибудь просвещенной нации, и она будет веками поклоняться этому пантеону, а у нас нормальный читатель о них даже и не слыхал» [20] .
20
П ь е ц у х В. От читателя // Заяицкий С. С. Судьбе загадка. М.: Московский рабочий. 1991. С. 6.