Третья
Шрифт:
– У тебя необычные глаза. – Он настойчиво не отводил свой взор, разглядывая меня.
– У вас то же.
– Ты… – Он пытался подобрать слова. Уже понимая то, о чём он хочет спросить, опередила его:
– Нет, просто генетический сбой. – Владелец вездехода лишь улыбнулся, а я, осмотревшись по сторонам, перешла дорогу. Сердце всё продолжало бешено колотиться в груди от страха, я даже вспомнила урок анатомии про сердечную мышцу и ферменты организма, про выброс адреналина и остановившись попыталась успокоиться глубокими вдохами, но закашлялась из-за поднявшейся пыли. Мой баллон с воздухом? Судорожно перерывая тюбики,
Я кашляла ещё сильнее, ещё громче. Наверное, так и начинается астма. Мне стало жутко и страшно, задержав дыхание, считала до тридцати. Затем нужно сильно выдохнуть и потом ещё несколько раз. Так, нас инструктировали в случае приступа удушья пылью. На втором выдохе голова закружилась, чтобы не упасть прижалась к холодной стене.
– Тебе плохо? – Мужской голос эхом отозвался за спиной. – Что с тобой?
– Пыль! – Я сбилась со счёта. Хотелось закричать, – отстань. – Из-за кашля едва могла говорить.
Он побежал обратно к машине, сейчас он заведёт вездеход, и пыль снова поднимется. Я зажала нос пальцами. Но водитель вернулся с серебристым баллоном в руках, наверное, подарочная упаковка, папе в его день на сорокалетия подарили подобный. Резко, почти настойчиво оттянул пальцы, которыми я зажимала нос, уткнув силиконовой маской. Я отсчитала три вздоха и вернула баллон с кислородом. Его воздух был как будто другим, мягче и во рту появился необычный сладковатый привкус.
– Простите меня! – Заговорила, когда кашель спал, и я смогла хоть что-то произнести, ужасно было неловко перед ним. – Простите.
Он снова улыбался, а я краснела. У меня полыхали щёки, а может, даже и уши, я отчётливо чувствовала это. Он настойчиво заставил выдохнуть меня ещё эдак два – три раза, затем припечатал силиконовую маску к носу.
– Теперь ещё выдохни! – Я так и сделала. – Сильней! Вот…
И последние три вдоха чистым кислородом из баллона выдали цветочный аромат. Так, вкусно никогда воздух не пах, даже в чайной.
– Всё хорошо? – Голос был очень приятным, даже каким-то необычным, а чёрные глаза, при свете фар казались тёмно-бордовые, почти как упаковка вишнёвых леденцов. От его пристального взгляда я моргнула, прошмыгнув носом, моя неизменная привычка и тут хорошо очерченные губы растянулись в улыбке.
Гул сирены приближался из-за поворота, нас поглотили новые клубы пыли, я снова зажала нос. Буквально в считаные секунды рядом с нами оказался кортеж, длинный тёмно-синий бронированный вездеход. О нём знали всё, изредка наблюдая с трепетом за стремительно несущейся машиной. Мы даже не успели приклонить головы, спасаясь от пыли.
– Уберите машину! – Трубили громкоговорители. – Срочно уберите машину!
Мужчина принёсший баллон даже не успел среагировать, он только подхватил свою сумку, вмиг моторы затихли, и умолк громкоговоритель. Тонированное стекло поползло вниз, мы замерли, словно погруженные в криоген. Перед нами был он, главный управитель, владыка академии космического строительства, тот, кого между собой всё называли принц. Мы оба остолбенели. Я впервые видела его так близко. Он смотрел пристально мне в глаза.
– Ваше превосходительство! – Махнул головой водитель злополучного вездехода, что чуть было не раздавил меня. Я лишь молча разглядывала лицо верховного управителя.
– Марс Нарышкин! – Звучал голос управителя, которого иногда, но больше между собой называли «принц». Я впервые слышала его голос не через экран или оповестительный аппарат, который эхом разносил голоса на праздники, или в моменты тревожных событий, а вот так своими ушами. – Кто эта леди?
– Ей стало плохо от пыли. – Отчитывался Марс. – Я принёс…
– Кто вы? – Пренебрёг его ответом управитель, прищуриваясь, он явно разглядывал моё лицо, мои глаза, выдающие генетический сбой; мать часто говорит, о том, что синие глаза меня погубят и даже хотела выписать тонированные линзы бледно-серого оттенка глаз как у большинства людей, но бабушка Лиз строго-настрого запретила ей это делать.
– Третья, меня зовут Третья, из семи врача и почвоведа М-Е1236. – От волнения мурашки покрыла спину, я почувствовала холодеющие кончики пальцев. Такой поток странных и непредсказуемых событий вихрем выплеснулся на меня сегодня, не давая опомниться.
– Вам стало плохо? – Он смотрел не отрываясь.
Я лишь кивнула, вжав голову в плечи.
– Приступ? – Его глаза замерли, неподвижно практически игнорируя стоящего рядом со мной мужчину.
– Пыль. – Выдавила я отрывисто.
– У вас астма?
– Нет, я… Баллон забыла… Спешила… Мне плохо стало. – Путалась в словах. – Уже прошло.
Управитель отвернулся, словно его шею переключили на девяносто градусов, тонированное стекло поползло вверх.
– Марс, отвезите девушку домой. – Проговорил верховный, не поворачивая лица, словно утратив интерес к происходящему.
Молодой человек, который оказался Марсом Нарышкиным, схватив меня за руку, быстрыми шагами направился к машине. Почти затолкав меня на пассажирское сидение, ловко пристегнул и через мгновение, запрыгнув за пульт, ловко воткнул карту. Панель озарилась разноцветными лампочками, вездеход рванул, подняв клуб пыли, так что в окнах сбоку ничего не возможно было разглядеть. Машина загудела, отползая назад, словно напуганная крыса.
Кортеж управителя, словно ленивый жук, выполз на перекрёсток и вскоре скрылся в туннеле. Марс нажал рычаг, и взвизгнув, машина ринулась вперёд. Мы так и неслись минут десять вперёд.
– Я живу в другой стороне, – преодолев волнение, прошептала едва слышно.
Марс посмотрел на меня, не понимая. Затем тряхнул головой:
– Прости. Я не спросил, где, ты живёшь. Куда тебя отвезти?
– На пересечении первой гранитной и проспекта машиностроителей.
Мы ехали молча и только, когда уже показался родной дом, мне стало легче. Ощущение ужасной неловкости перед молодым человеком, который мне почему-то показался мужчиной. Ведь это Марс Нарышкин, астронавт – один из тех, кто полетит осваивать космос, тот, кто уже совершил почти сотню подъёмов наверх. У Реки и Октябрины даже есть его портреты, они записаны в его фан-клуб. Марс Нарышкин из древнейшей правящей семьи, вроде бы он живёт с родителями под куполом. Мозг всё выплёскивал и выплёскивал сумбурные факты, которым меня периодически пичкали подруги о своих фаворитах.