Тревожит память былую рану
Шрифт:
Ей нравилось, что парень раздевает ее глазами – неторопливо, степенно, будто смакуя процесс снятия одежды.
– Ну а конкретно?
– Да вторую неделю уже...
– И как успехи?
– Да так себе...
– Крыша есть?
– Зачем?
– Нарветесь по-крупному, башку открутят.
– Ну, есть у меня тут один друг, в авторитете. Мы с ним срок мотали, корешились, все такое. Если что, он меня прикроет...
– Знаешь, сколько здесь таких в авторитете?
– Ну, если честно, я на Фокса не очень полагаюсь, –
– Есть чем?
– Найдем... А ты кто такая? Все вопросы задаешь, а про себя ни слова...
– Ну почему ни слова? Сказала же, крутая, – насмешливо сказал Перец.
– Правильно сказала, чилийский ты мой, – саркастически глянула на парня Лайма.
– Почему чилийский? – не понял парень.
– Да потому что болгарский перец – сладкий, а чилийский – горький... Это хорошо, что ты горький, мне нравится...
– Да? Может, мы замутим с тобой, ну раз такое дело? – осклабился Перец.
– Ты же не хочешь, чтобы я назвала тебя Стручком? – язвительно улыбнулась Лайма.
– Э-э... не надо, – стушевался парень.
– Тогда не надо со мной мутить, ладно?
– Ну, я же так сказал...
– Лучше молчи. За умного сойдешь.
– Гы! – ощерился Вадик.
– Тачка у тебя не хилая, – издалека зашел на повторный круг Никита.
– Да, и дом с наворотами, – хищно сощурилась Лайма. Потому что реальными делами занимаюсь.
– Что за дела?
– Никита, ты же срок мотал, а такие вопросы задаешь... Сама все расскажу. Если захочу...
После того как погибли Джинн и Леон, Лайма чувствовала себя как дерево с ободранной корой. Вроде бы и силы есть, и кора новая нарасти может, а все равно неуютно. Егор помог ей, обогрел, но чувства защищенности не дал. Потому что разные у них интересы. Вырыл он топор войны и снова в землю закопал, а ей неймется – ее от спокойной жизни мутит. Да и добра после покойного Альбиноса столько осталось, что жаба душит бросать все это на произвол.
Были у нее люди, из которых она могла составить крепкую добротную охрану для себя. В общем-то, она этим занималась. Но все это не то. Ей нужны были такие отморозки, как Джинн и Леон, чтобы за нее и в огонь, и в воду. Вернее, какими они были раньше, пока не скурвились... И, похоже, она нашла то, что искала. Никита еще толком не знает, чем заняться, но его подход к делу конкретный – только криминал, и ничего другого.
– Так еще и мы захотеть должны, – пытливо посмотрел на Лайму Никита.
– А я вам что, работу предлагаю?
– А ты предложи... Что за добычу ты упустила?
– Да есть одна проблема...
Лайма упустила Ингу и Нику, но это удручало ее не очень. В конце концов, свет клином на них не сошелся, и вовсе не обязательно торопить события. Не получится достать их здесь, в Москве, можно будет вылететь в Новосибирск. Адрес, где прописана Ника, Лайма знала. Да и номер «Лексуса» известен. В общем,
– Ну, мы бы могли ею заняться, – растягивая слова, сказал Никита. – Если в этом будет смысл...
– Смысл будет. И деньги хорошие, и девочки самые лучшие...
– А стволы дашь?
– Вау! Мне нравятся твои заявки, Никита! – восторженно посмотрела на парня Лайма.
– Ну, заявку еще выполнить надо.
– Тебе какие стволы больше нравятся, легальные или темные?
– Легальные, это как?
– Лицензия, разрешение...
– А можешь устроить?
– Запросто.
– А темные?
– И с этим легко... Только смысла пока нет.
– А что, может, появиться?
– Вообще-то, свои проблемы я решаю сама. Но иногда мне нужно, чтобы кто-то на подхвате стоял...
– Ну, я больше привык первую скрипку играть.
– Первая скрипка всегда после дирижерской палочки...
– И у кого эта палочка?
– Разумеется, у меня.
– У меня тоже есть... – скабрезно усмехнулся парень.
– Я – дирижер, ты – палочка. Думаю, споемся, – в том же духе отозвалась девушка.
Лайма не хотела изменять Егору. И, пожалуй, она будет держаться до последнего, как Москва в сорок первом... Но как бы Никита не стал для нее Наполеоном, которому Москва все же покорилась.
Глава 31
Темная сторона сознания щупальцами обвила светлую, наседала на нее всей своей тяжестью, душила, требовала. Вероника с ненавистью смотрела на мать.
– Тебе что, денег жалко? – заорала она.
– Денег не жалко... – в ужасе смотрела на дочь Инга. – Я все деньги отдам, чтобы тебя вылечить!
– Ты меня уже лечишь! Грузишь меня, как будто я лохушка какая-то!.. Может, мне на панель выйти, а? Пойду снимусь, на дозу заработаю! Ты этого хочешь?
– Ника, пойми, тебе нужно лечение. Я уже договорилась, завтра мы поедем в клинику, там тебя вылечат.
– А я хочу туда?
– Хочешь... Должна хотеть...
– Не хочу... Но я лягу... Но это же будет завтра! А сегодня ты сходишь и купишь мне «чек»!
– Где я тебе куплю?
– Не знаю... Эту дрянь на каждом углу продают...
– Вот видишь, сама говоришь, что дрянь. Говоришь, а сама хочешь...
– Да, хочу дрянь. Потому что сама дрянь. Потому что ты сделала меня такой!
– Я тебя сделала такой? – сквозь слезы возмутилась мама.
– Да, ты!.. Ты этого урода сняла! Ты с ним закрутила! Ты меня с ним свела!
– Я тебя с Егором свела?
– А разве нет?
– Ну, так вышло... Я сама об этом очень сожалею...
– Сожалеет она! Меня тут во все что можно, а она сожалеет!
– Ника!
– Что, Ника? Где тут Ника? Ника там, в Новосибирске осталась. А здесь – грязная затасканная шлюха... Скажи спасибо своему любимому Егору!.. Вы тут, говорят, за мной в Москву ездили!