Тревожная служба. Сборник рассказов
Шрифт:
После того как, рассуждая таким образом, мы разыскали десятка три камней, я подумал, что пора принимать решение.
Кольперт, казалось, внимательно меня выслушал, потом вытер грязной ладонью лицо, так что на нем остался коричневый след.
— Сколько весят плиты?
А действительно, сколько они могут весить? Я ответил приблизительно:
— Может, тонны две, а может, немного больше. Или меньше, — поспешил я добавить.
Кольперт осторожно, чтобы не запачкать, вытащил из кармана пачку
— Две тонны, говоришь? Всего две тонны? Прекрасно! Сущий пустяк. Когда-то мы носили такие брелки на часовых цепочках. Но то было когда-то. А теперь, здесь? Нам понадобится два автокрана — один внизу, для погрузки, и один здесь, для выгрузки. Ты понимаешь? Два автокрана! И это на воскресенье! Нет уж, лучше делать гать из бревен.
То, что мы после этого начали говорить друг другу, я опускаю. Потом я начал его агитировать.
— Никакого доверия к местному населению, никакой инициативы, отсутствие перспективы...
Однако все мои пылкие доводы оставались без внимания. Наконец я предпринял последний шаг, напомнив ему, что представляю как-никак вышестоящий штаб. Он сразу стал официальным:
— Если вы так считаете, пожалуйста. Мы попробуем!
Я не хотел навязывать ему свою волю, я только хотел его убедить. И добился-таки своего. Работы были временно приостановлены. А если ничего не выйдет? Но попробовать нужно.
Провидение или там еще кто — я не знаю — прислало в это время к нам на гору культбригаду с хорошенькой певицей. Культура оказалась как нельзя кстати и стала моей прямой союзницей.
А немного позже мы сидели в моей машине и снова петляли по дороге, только в обратном направлении...
В долине, где еще так недавно лежал туман, разгорелся прекрасный летний день. Тонкие струйки дыма из печных труб поднимались вертикально в августовское небо. Где-то звонил колокол сельской церкви. Гул большого колокола перемешивался с тонкими голосами маленьких колокольчиков, казалось выговаривавших: «Бесполезно... Бесполезно...»
Наконец из-за крутого поворота показался щит: «Народное предприятие, строительный комбинат».
За высокими штабелями плит стоял жилой автофургон. Окно на улицу было открыто.
По радио звучала музыка. Молодой голос распевал: «Для меня сегодня праздник, и все люди рады...» Звуки музыки иногда прерывались восклицаниями: «Туз пик!.. Десятка треф!.. Бубны!..»
У Кольперта погрустнело лицо и, казалось, не было ни малейшего желания вылезать из машины и мешать проведению воскресного карточного турнира местных любителей ската.
Что делать? Отступать с полдороги? Ни в коем случае!
Шагая к автофургону, я обдумывал, как лучше начать разговор. Что сказать: «коллеги», «товарищи», «друзья»?
Мы забрались по узкой лестнице. Кольперт
— Шестьдесят плит. Шестьдесят — достаточно! — Он уже загорелся.
Прежде чем я сказал «здравствуйте!», Кольперт уже успел заглянуть одному из игроков через плечо, приложив указательный палец к губам.
Трое с удивлением подняли головы и уже хотели бросить на стол только что снятые карты.
— Товарищ майор! Пусть сначала доиграют. Было бы грешно прерывать такую партию! — воскликнул Кольперт.
Шутка пришлась как раз кстати. Все засмеялись. Начались рукопожатия. Кольперта трудно было узнать. Выхватив из моих рук инициативу, он начал рассказывать, что мы хотим. Возражений не было. Директору мы позвонили по телефону на квартиру и получили разрешение взять взаимообразно 60 плит.
Но тут банкомет почесал в раздумье за ухом.
— Мы все, понятно, «за», — сказал он. — Но Вальтер... Вальтер у нас крановщик, а он дома, внизу, в Хайденау. Готовит дочку в школу. — И он вновь взял свои карты со стола.
— А если мы съездим вниз и расскажем, как обстоят дела? — Я смотрел то на одного, то на другого. Они пожимали плечами.
Но в конце концов банкомет отправился с нами в Хайденау.
Был уже полдень, когда мы остановились у одного из новых домов.
— Стоп! Он живет здесь, на втором этаже, — сказал нам проводник, хотя голос звучал не совсем уверенно.
— Ну что ж, пошли!
Кольперт позвонил в дверь, однако пропустил меня вперед.
Открыла молодая женщина лет тридцати. Она бегло взглянула на нас и кивнула нашему игроку, который держался сзади.
— Что случилось, Херберт? Ты с целым войском!
Так, стало быть, его зовут Херберт!
Здесь уж ему пришлось выступить вперед.
— Мы должны... нам нужно переговорить с Вальтером. Понимаешь, Хельга, это очень важно...
Женщина пожала плечами.
— Ну что ж, заходите!
Затем появился Вальтер, держа в руке бутылку пильзенского пива. Сегодня у него был праздник — дочь Бригитта поступала в школу. Отцу необходимо было присутствовать на торжестве — он должен был там выступать.
Я не знал, как высказать ему нашу просьбу. На этот раз инициатива перешла к Херберту.
— Ты не должен больше пить пива, Вальтер, — сказал он и отобрал у него бутылку. — Дело, собственно, в следующем... — И он начал объяснять.
Я чувствовал, что мне здесь делать больше нечего. Для Херберта это теперь уже было не только наше дело, но и дело его бригады — чтобы никто не мог упрекнуть их потом, что они не смогли помочь пограничникам.
«Наша бригада...» — слышалось через каждые несколько слов. И опять он повторял: «Вальтер! Понятно? Наша бригада...»