Тревожное торжество
Шрифт:
– Мой муж тоже, как помешанный, чокнулся на бизнесе. Спит и видит свой проект, – с досадой вздохнула Вероника.
Хавин слегка поморщился:
– Из этого вряд ли что получится.
Вероника сделала паузу и вдруг спросила:
– Вам жалко денег?
Павел усмехнулся и приподнял голову:
– Дело не в деньгах, дело в жизнеспособности проекта. У меня богатый опыт по таким вопросам.
Женщину его объяснение не убедило:
– А я не сомневаюсь, Павел. Вы не знаете моего мужа. Он уперт и безрассуден. Если он захочет, чтобы
Павел покрутил головой:
– Существуют законы экономики, Вероника.
Женщина засмеялась:
– Неужели вы подумали, что я умею только заниматься любовью и больше ни на что не способна? Вы заблуждаетесь, Павел, я по образованию экономист и хорошо понимаю то, о чем вы говорите, но для моего мужа законы экономики это бледное приложение к бизнесу. Мне раньше часто самой казалось, что он делает нечто несовместимое с законами, и всякий раз мне приходилось искать объяснения тому, как у него могло получиться то или иное направление в бизнесе. Все неизменно получалось. Так что и тут я верю, что все получится. Не скупитесь, вы на этом выиграете.
Но Павел никогда скупым не был, он мог бросить в оборот все свои деньги, если видел, что дело выгорит. Был способен на риск, но на оправданный риск. А проект мужа Вероники казался ему прожектом.
– Не скупитесь, – повторила Вероника, хорошо видя, как Хавина коробило это слово.
Павел глубоко вздохнул:
– Утром посмотрю расчеты. Ваш муж должен подвезти их в гостиницу.
– А вы без этих расчетов пообещайте мне помочь. Ради меня. Или я не стою этого? – Она прижалась к нему грудью.
Хавин опять вздохнул, целуя ее:
– Вы стоите гораздо дороже, Вероника. И вообще понятие цены к вам неприемлемо. Вы редкая женщина, вам нет цены! Но вы используете запрещенный прием.
– И все-таки? – не отступала она.
Павел отстранился и посмотрел в ее глаза:
– Ну, хорошо, обещаю помочь.
Вероника провела рукой по телу Хавина и сильно притянула его к себе. Страсть захватила их.
В сон провалились оба и разом, когда солнце уже вышло из-за горизонта. Уснули безмятежно, раскидавшись на широкой кровати. Сколько продлилась эта безмятежность, Вероника не знала, когда ее сон прервал крик. Он прошил сознание, вырывая из забытья.
– Мама, мама! Мама!
Павел вздрогнул от этого крика.
Вероника очнулась и рывком подняла голову, спросонья не понимая, что происходит.
Выкрик повторился:
– Мама, как это понять?
Вероника повернула голову к двери и увидала в проеме дочь. Та стояла, растерянная от неожиданности. Женщина вспомнила, что она лежала голая, и потянулась рукой за покрывалом, но не нашла. Потому что его не было вовсе. Придя в себя, оторопело обронила:
– Это ты, Юлия?
– А кто же еще, мама?
– Как ты здесь очутилась?
– Хорошо, что очутилась я, а не кто-нибудь другой, – она, конечно, имела в виду отца, и Вероника поняла
– Что творится, мама? Почему ты в постели с этим человеком? – Юлия глянула на Павла.
– Ты уже не маленькая, Юлия, – отозвалась Вероника, ей была неприятна эта сцена, потому что она не хотела, чтобы дочь проникала в тайны темных сторон их существования с мужем.
Хавин тоже оторвал себя от глубокого сна. Увидал в дверях Юлию. Поначалу опешил, ибо ее никак не должно быть здесь. Ее появление это какая-то немыслимая нереальность. Однако скоро до Павла дошло, что Юлия – дочь Вероники. И этого он никак не мог ожидать. На мгновение перехватило дыхание. Мысли спутались. Юлия, Вероника, Вероника, Юлия.
Девушка смотрела на Хавина, губы ее дрожали:
– А вы почему тут?
Павел сел, опустил ноги с кровати.
– Почему? – выкрикнула она. – Кто вы такой?!
Обида захлестывала ее. Юлия никак не ожидала увидеть в постели со своей матерью Павла. Кого угодно, но не его. Проведенная с ним ночь разбудила в ней волнующее и теплое чувство. И вдруг. Неужели он любовник матери? Эта мысль ударила ее. И хотя ночь с ним ни к чему не обязывала никого из них, все же Юлия была огорчена увиденным.
Павел все еще путался в своих мыслях. Вероника, Юлия, Юлия, Вероника. Они были обе красивы, и обе безупречны в постели.
Хавин видел, как дрожали губы Юлии, и хотел прекратить эту дрожь, но не знал – как. Сказал первое, что пришло на ум:
– А сколько времени?
Юлию вспыхнула и покраснела:
– Что? Вы издеваетесь надо мной?!
Вероника сползла с кровати и схватила со стула платье:
– Успокойся, Юлия, не надо так волноваться – Платье скользнуло по красивому телу женщины. Она подошла к дочери, дотронулась до нее рукой.
Но Юлия отшатнулась:
– Мама, как ты могла с ним? С этим! – В эту секунду она испытывала вражду к Хавину, но глубоко в душе понимала, что просто ревновала. – Он твой любовник? Скажи правду, мама!
Вероника оглянулась на Павла, который торопливо натягивал на себя брюки:
– Нет, Юлия, он не любовник, хотя я бы не возражала против этого.
– Не любовник?! – Юлия смотрела недоверчиво. – Тогда почему он в твоей постели?
– Так получилось, Юлия, так получилось, – Вероника сказала это таким тоном, словно сожалела, что все уже закончилось.
Юлия вздохнула, как будто свалила с души груз.
Павел собрался и стоял молча, не вмешивался в разговор между дочерью и матерью.
Юлия снова спросила:
– Так он не к тебе приехал?
– Я была бы рада, если б ко мне. Но нет, – в голосе Вероники звучала досада.
– Ты давно его знаешь? – допытывалась Юлия.
– Несколько часов, – сказала мать. – И не учиняй мне больше допроса, Юлия, это некорректно в присутствии чужого человека.
– Чужого? – усмехнулась Юлия. – Да какой же он нам чужой, мама. Совсем он уже не чужой! – в ее голосе вдруг появились веселые язвительные нотки.