Тревожные будни
Шрифт:
— Хорошо, давайте вместе посчитаем. Из записей Лыжина видно, что всего получили 90 с чем-то граммов. 38,4 грамма передано для биохимических испытаний в виварии. Здесь, — Тихонов кивает на колбу с порошком, стоящую рядом, — 41,6 грамма... Итого: ровно восемьдесят. Куда же могли деться еще десять с лишним?
— Какую-то часть Владимир Константинович разложил в ходе эксперимента, его интересовала обратная динамика, — неуверенно говорит Анна Петровна.
— Допустим, — соглашается Тихонов. — Но ведь не весь же остаток?
—
— Так, не знаете, — повторяет Тихонов. — Хорошо... У вас у самой был доступ к препарату?
— Нет, — отвечает она. — Весь полученный продукт Владимир Константинович держал в сейфе...
— Сколько ключей к этому сейфу? — спрашивает Тихонов.
— Один, — отвечает Позднякова, но, подумав, добавляет: — Я видела только один — у Лыжина.
— Значит, один... — сосредоточенно размышляет над ее словами Тихонов. И неожиданно спрашивает: — А кроме вас и Лыжина, в лаборатории никто не бывал?
— Никто... А почему вы снова спрашиваете? Я уже отвечала на этот вопрос...
— Да. Но я боюсь, что вы сказали неправду... — следователь говорит теперь совсем другим тоном. — Скажите, вы встречаетесь с кем-нибудь? Есть у вас друг? Поклонник?
— А какое это имеет отношение?.. — не желает отвечать Позднякова.
— Имеет! — резко говорит Тихонов. — Отвечайте!
— В таком тоне я вообще разговаривать отказываюсь! — возмущается Анна Петровна и встает. — Уже поздно. И я ухожу.
— Это вам только кажется, что вы уходите! — усмехается Тихонов. — Должен вас огорчить...
— Чем еще?..
— Я собираюсь ограничить... м-м... вашу свободу.
— Свободу? — растерянно переспрашивает Позднякова и опускается на стул.
— Именно так. Я вынужден вас задержать.
— За что? Что я сделала? В чем я виновата? — с искренним испугом спрашивает Позднякова.
— Вы сами это определите. Помните нашу последнюю беседу? — спрашивает Тихонов. — Вы тогда почти не желали отвечать на мои вопросы. А я просто не мог вам сказать, что первым испытателем метапроптизола стал ваш муж Андрей Филиппович Поздняков. Ему преступники дали выпить этот препарат и при этом чуть не убили его. А вчера, есть все основания так предполагать, они же совершили попытку покончить с Лыжиным. Мы не обвиняем вас, Анна Петровна, в совершении этих преступлений. Но какое-то участие, мы в этом не сомневаемся, приняли в них и вы.
— Я?.. Я?.. Я?.. — Позднякова в ужасе больше ничего не может выговорить.
— Отвечайте на мои вопросы, — говорит Тихонов. — Вы пускали своего друга в лабораторию?
— Да... То есть он сам... У него был ключ...
— Расскажите о нем подробнее.
— Его зовут Вячеслав... Викторович. Фамилия его Чебаков. Я больше о нем ничего не знаю...
— Зачем он приходил к вам в лабораторию?
— Он реставратор... Он говорил, что дома у него нет условий для производства нужных реактивов, И по вечерам... Я иногда оставалась...
—
— Я ему не давала... Он сам взял...
— То есть как?
— В тот день мы с Лыжиным впервые получили продукт... И я... Я тоже этим гордилась... А он вечером пришел.... И я не удержалась — похвасталась, показала ему колбу с препаратом... Он взял в руки колбу, посмотрел, расспросил меня... А потом отсыпал в пустую пробирку... Я с ним ругалась, кричала на него...
— А для чего он ему понадобился?
— Он сказал... если я с ним расстанусь, то он им отравится. Примет большую дозу — и уснет навсегда...
— Ну, на него это не похоже, — говорит Тихонов.
— А вы его знаете? — осторожно спрашивает Позднякова.
— Да вроде... — отвечает Тихонов и продолжает: — Скажите, к нему в лабораторию никто не приходил?
— Приходил... То есть иногда приходили какие-то два друга... Иногда звонили по телефону...
— Все ясно. Никакой он не реставратор этот ваш Чебаков, а жулик и бандит! — говорит, вставая, Тихонов, — И если бы вы рассказали мне все это раньше, профессору Лыжину ничего бы не угрожало и второго преступления тоже могло бы не быть. А сейчас, пока я не арестую этого «реставратора», вас вынужден задержать.
В лабораторию входит сотрудник милиции.
— Значит, два с половиной часа ждали — и никого? — говорит Тихонов.
— Эх, башка моя дурацкая недоварила! — горестно отзывается Рамазанов. — Если они меня в Лыткине ухитрились найти, то уж тут-то наверняка догадались приглядеть, куда это я направился. Ладно! Чем я могу еще быть полезен?
— Значит, вы никого из этих шантажистов не знаете?
— Первый раз в жизни увидел...
— Ну, давайте станем на их место. Давайте прикинем их расклад. Тогда мы сможем устроить им встречу. В следующий раз.
— Ага! — Рамазанов кивает. — Понял... Так... Если не секрет, подскажите мне, пожалуйста, кого из нашей братии они уже обчистили? Кроме меня, я имею в виду.
— Не секрет, — отвечает Тихонов. — Кроме вас они сделали самочинный обыск у Обоймова...
— Как?! — удивился Рамазанов. — Ведь Раиса сразу же предупредила его жену!..
— Они обыскали его любовницу Екатерину Пачкалину, — уточняет Тихонов. — И прилично попользовались, между прочим.
— Ясно... Это кто-то близкий наводит, внутренний человек наш...
— Потом ограбили Понтягу.
— Понтягу? Странно...
— А почему вас это удивляет?
— Да нет! — Рамазанов даже рассмеялся. — Я уже сообразил. Была у нас с ним история, давным-давно... Дал я ему в магазин как-то партию «левую». А он перепугался и весь наш трикотаж оприходовал — не стал его «налево» гнать... Ну и, как говорится, черт с ним!.. Только пополз после этого, не знаю уж от кого из наших, слушок, что я через этого Понтягу бо-ольшой товар сбываю тайно от компаньонов...