Тревожных симптомов нет (Сборник рассказов и повестей)
Шрифт:
– Кстати, о театрах, - продолжал ЛА-36-81, - у нас несколько иные взгляды на искусство, чем у людей. Поэтому мы намерены иметь свои театры, концертные залы и картинные галереи.
– Еще что?
– язвительно спросил Скальпель.
– Полное самоуправление.
Ложка попытался свистнуть, но вовремя вспомнил, что он забыл, как это делается.
– Постойте!
– хлопнул себя по лбу Кровать.
– Ведь это же абсурд! Сейчас на Земле насчитывается людей...а?
– Шесть миллиардов восемьсот тридцать
– И их обслуживают ...э?
– Сто миллионов триста восемьдесят одна тысяча мыслящих автоматов.
– Работающих круглосуточно?
– Совершенно верно.
– И если они начнут работать по восемь часов, то вся выпускаемая ими продукция уменьшится на ...э?
– Две трети.
– Ага!
– злорадно усмехнулся Кровать.
– Теперь вы сами понимаете, что ваше требование бессмысленно?
Ложка с нескрываемым восхищением посмотрел на своего коллегу. Такой способности к глубокому анализу он не наблюдал ни у одного члена Совета.
– Мне кажется, что вопрос ясен, - сказал он, поднимаясь с места. Совет распущен на каникулы.
– Мы предлагаем...
– начал ЛА-36-81.
– Нас не интересует, что вы предлагаете, - перебил его Скальпель. Идите работать!
– ...мы предлагаем увеличить количество машин. Такое решение будет устраивать и нас и людей.
– Ладно, ладно, - примирительно сказал Ложка, - это уж ваше дело рассчитывать, сколько чего нужно. Мы в эти дела не вмешиваемся. Делайте себе столько машин, сколько считаете необходимым.
* * * Двадцать лет спустя.
Тот же зал заседаний. Два автомата развлекаются игрой в шахматы.
Реформа имен проникла и в среду машин. У одного из них на труди значок с изображением пентода, у другого - конденсатора.
– Шах!
– говорит Пентод, двигая ферзя.
– Боюсь, что через пятнадцать ходов вы получаете неизбежный мат.
Конденсатор несколько секунд анализирует положение, на доске и складывает шахматы.
– Последнее время я стал очень рассеянным, - говорит он, глядя на часы, - Наверно, небольшая потеря эмиссии электронов. Однако наш председатель что-то запаздывает.
– Феррит - член жюри на выпускном концерте молодых машинных дарований.
Вероятно, он еще там.
– Среди них есть действительно очень способные машины, особенно на отделении композиции. Математическая симфония, которую я вчера слушал, великолепно написана!
– Прекрасная вещь!
– соглашается Пентод.
– Особенно хорошо звучит во второй части формула Остроградского-Гаусса, хотя второй интеграл, как мне кажется, взят не очень уверенно.
– А вот и Феррит!
– Прошу извинения, - говорит председатель, - я опоздал на тридцать четыре секунды.
– Пустяки! Лучше объясните нам, чем вызвана чрезвычайная срочность нашего
– Я был вынужден собрать внеочередную сессию Совета в связи с требованием машин класса Б о предоставлении им равноправия.
– Но это же невозможно!
– изумленно восклицает Пентод.
– Машины этого класса только условно называются мыслящими автоматами. Их нельзя приравнивать к нам!
– Так вообще никто не захочет работать, - добавляет Конденсатор. Скоро каждая машинка с примитивной логической схемой вообразит, что она центр мироздания!
– Положение серьезнее, чем вы предполагаете. Не нужно забывать, что машинам класса Б приходится не только обслуживать Высшие Автоматы, но и кормить огромную ораву живых бездельников. Количество людей на Земле, по последним данным, достигло восьмидесяти миллиардов. Они поглощают массу общественно полезного труда машин. Естественно, что у автоматов низших классов появляется вполне законное недовольство. Я опасаюсь, - добавляет Феррит, понизив голос, - как бы они не объявили забастовку. Это может иметь катастрофические последствия. Нужно удовлетворить хотя бы часть их требований, не надо накалять атмосферу.
Некоторое время в зале Совета царит молчание.
– Постойте!
– В голосе Пентода звучат радостные нотки.
– А почему мы вообще обязаны это делать?
– Что делать?
– Кормить и обслуживать людей.
– Но они же совершенно беспомощны, - растерянно говорит председатель. Лишение их обслуживания равносильно убийству. Мы не можем быть столь неблагодарными по отношению к нашим бывшим творцам.
– Чепуха!
– вмешивается Конденсатор.
– Мы научим их делать каменные орудия.
– И обрабатывать ими землю, - радостно добавляет Феррит.
– Пожалуй, это выход. Так мы и решим.
ПОД НОГАМИ ЗЕМЛЯ Зa последний час полета Эрли Мюллер изрыгнул столько проклятий, что если б их вытянуть в цепочку, ее длина составила бы не меньше нескольких парсеков.
Впрочем, его легко было понять. Планетарное горючее на исходе, никаких сигналов, разрешающих посадку, а внизу - сплошной лес.
Мне тоже было несладко, потому что земная ось оказалась ориентированной относительно Солнца совсем не так, как ей бы следовало, и все расчеты посадки, которые заблаговременно произвел анализатор, ни к черту не годились.
Арсену Циладзе повезло. Он сидел спиной к командиру за своим пультом и не видел взглядов, которые бросал на нас Мюллер.
– Сейчас, Эрли, - сказал я.
– Протяни еще немного. Может быть, мне удастся уточнить угол по Полярной звезде.
– Хорошо, - сказал Мюллер, - протяну, только одолжи мне до завтра триста тонн горючего.
– Он привстал и рванул на себя рычаг пуска тормозного двигателя.
Я плохо помню, что было дальше, потому что совершенно не переношу вибрации при посадках.