Трезуб-империал
Шрифт:
— А о чем говорили?
— Баланс между случайностью и исторической неизбежностью, — Часнык улыбнулся, показывая, что и сам относится к предмету того разговора с долей иронии. — Поругались из-за вещей, быльем поросших еще шестьсот лет назад. Глупо, конечно… Но именно такие споры и делали наши встречи интересными.
— Вы видели когда-нибудь этот документ? — Северин Мирославович достал из внутреннего кармана сложенный вдоль черновик лекции Ревы.
Алексей Тимофеевич, едва взглянув, закивал. Перевернул несколько листов. Потом отдал бумаги обратно капитану.
— Это краткая запись того нашего разговора. Орест часто так делал — если получался интересный
— А как вы с Ревой познакомились?
— Довольно ординарно, — Алексей Тимофеевич развел руками. — Мы оба были молодыми специалистами, едва закончившими институт. В послевоенном Володимире диплом инженера выделял человека из толпы. Мы постоянно сталкивались друг с другом и по работе, и в связи с общественными, так сказать, нагрузками…
— И стали друзьями?
— Да, почти сразу же. Орест оказался весьма увлекающимся человеком. Изначально он не хотел в Володимир ехать. Очень страдал из-за того, что теперь придется жить в какой-то богом забытой дыре среди приграничных болот. И поразился, узнав, что нашему городку больше тысячи лет. Вы ведь в курсе — Володимир был когда-то столицей целой страны, Галицко-Волынской земли? Здесь правили Данило Галицкий, его предки и его потомки. А Успенский собор еще Батый трупами наполнял…
— Да-да, что-то такое нам в школе рассказывали, — неуверенно протянул Сквира. — Я, правда, думал, что Данило Галицкий во Львове жил…
— Львов он основал, — поправил Часнык. — Да и то только, чтобы подарить своему старшему сыну, Льву … Нет-нет, Данило большую часть своей жизни провел именно здесь, у нас. В те времена не было столиц, как мы их понимаем. Где правитель живет — там и столица, там и главный город. Так вот, в нашем Володимире они все и жили, кто — всю жизнь, а кто — какую-то ее часть… Для Ореста это было откровение. Буквально откровение. А я ведь местный! И я, отвечая на его вопросы, сам поражался тому, как до сих пор не замечал очевидных вещей. В какой-то момент я стал видеть Володимир глазами Ореста. Его энтузиазм, поверите ли, заразил и меня! — Часнык тряхнул головой. — Мы с ним стали бродить по окрестностям. Этакие археологи-аматоры из приключенческих романов. Нашли уйму черепков, наконечники стрел, с дюжину монет… Сильно они, эти монеты, Оресту тогда в душу запали. Он с ними все время носился, а потом и вообще к нумизматике пристрастился… Вскоре нас поймали, — Часнык потер руки, будто сама мысль об этом доставляла ему огромное удовольствие. — Мы же не знали, что это незаконно. Тогда у нас была масса неприятностей. Даже в КГБ тягали. Или это тогда МГБ еще был? — Алексей Тимофеевич вопросительно посмотрел на Сквиру. — К вам куда-то, в общем. Но не волнуйтесь, было это много-много лет назад… Мы тогда здорово перепугались. Некоторое время даже помыслить о том, чтобы взять в руки лопату, не могли. А потом… Потом Орест опять начал свои походы. Я же прибился к городскому музею. Теперь замещаю там главу общественного совета, подрабатываю экскурсоводом…
В этот момент взвыл трактор. Подростки, возившиеся в моторе, отпрыгнули в стороны. Из трубы вылетела плотная струя черного дыма, раздался громкий резкий звук, почти выстрел, и трактор опять загудел на своей обычной низкой ноте. Парни
— Все, хватит! — прокричал тот. — Меняйтесь!
Подростки поплелись к своим товарищам. Оттуда им навстречу уже бежали трое других учеников.
— Первый курс, — объяснил Алексей Тимофеевич. — Видеть трактор они, конечно, видели, но все равно его боятся…
— Когда вы с Ревой встречались в последний раз?
— Позавчера. Да, позавчера. Я позавчера достиг возраста шестидесяти лет.
— Поздравляю, — механически отреагировал Сквира.
— Благодарю. Знаете, никогда не праздновал дни рождения. Никогда. А на шестидесятилетие вдруг потянуло. Гордыня или ощущение близости старости — не знаю. И вот видите, чем все кончилось… — Часнык покачал головой, отрешенно глядя вдаль. — Собрались друзья, товарищи, соседи. Дочь пришла с внуками. Орест тоже был, но почти сразу ушел. Мы и на стол накрыть не успели. Вскочил посреди разговора, сказал, что скоро вернется, и убежал… И не вернулся…
— Во сколько это было? — Сквира насторожился.
— Около трех. Орест пробыл у меня полчаса. Презентовал мне настольные часы. Бронзовые, с фигурками птиц. Очень красивые. И гравировку сделал трогательную. Что-то о том, что в шестьдесят жизнь только начинается…
Прибывшие на смену подростки вытащили из карманов какие-то листки бумаги и, сверяясь с ними, заглядывали в глубины трактора. Оказывается, возня с работающим мотором имела свой план и смысл.
— Да… — продолжил Часнык. — Орест подарил моей жене цветы. Его распирало от нетерпения. Он хотел мне одну свою новую монету показать. Даже накануне вечером позвонил — сообщил, что нашел что-то небывалое. Но показать так и не успел. При посторонних хвастаться не желал, секретом он эту свою новую монету считал, а наедине мы за те полчаса так и не остались…
Старухе в Луцк Рева везти свою находку побоялся, а вот внутри города, спрятанную в носке, все-таки понес…
— А почему он ушел? — спросил Сквира. — Ему кто-то… ну… позвонил? Или пришел… э-э-э… за ним?
— Нет, — покачал головой Алексей Тимофеевич, — ничего подобного. Мы просто сидели и вели беседу. И вдруг он, ни с того ни с сего, вскочил и убежал…
Два старика садятся на диван и «просто ведут беседу». Потом один из них вскакивает и исчезает. А через полчаса его убивают… Чипейко целую лекцию прочел бы о неспособности некоторых сотрудников замечать очевидные факты…
— О чем вы говорили? — Сквира усилием воли отогнал образ подполковника.
— Да ни о чем. В комнате уже сидели двое других гостей. О чем таком мы могли говорить? Просто старческая болтовня… Понимаете, на майские праздники я стал свидетелем неприятной истории. Бывший ученик Ореста по Дому пионеров наговорил ему колкостей…
— Вы видели эту ссору? — удивился Северин Мирославович.
— Да, с однополчанами. Ко мне на майские приезжали три боевых товарища. Мы с ними не одну сотню километров в войну отмахали, и теперь вот пытаемся каждое Девятое мая сообща праздновать. Благо, военкомат помогает…
— И вы с однополчанами… — поторопил Сквира.
— Ах, ну да! Мы были в фотоателье, делали групповой снимок. Как раз выходили из съемочной комнаты в тот момент, когда Орест спорил с Геной, тем самым своим бывшим учеником, пытавшимся проскочить без очереди. Наше появление смутило и Ореста, и того юношу. Они еще перекинулись парой слов. Гена выпалил: «Пора повзрослеть!». Это он, двадцатилетний парень, шестидесятилетнему ветерану сказал! Потом они оба забежали в съемочную комнату. Мы подождали, пока Орест выйдет, и увели его из ателье…