Три безумных недели до конца света
Шрифт:
– Так мы уже ходили вроде бы…, – пробормотал Диагор, думая о чём–то другом. – Вчера…
Она заколотила озябшим кулачком по туалетному столику.
– Ты хочешь сказать в прошлом году!
– Неважно, – отмахнулся он. – Да пойми ты, то, что я сейчас делаю, важно не для меня одного! Может, я сумею спасти не одну жизнь. В стране царит голод. Надо этот вопрос как–то решать.
Подошёл к ней и попробовал поцеловать. Но она увернулась.
– А я? – её голос зазвенел. – А моя жизнь? Смотри, ты толкаешь меня чёрт знает на что!
Эти слова вырвались из недр её души. Но он,
Где–то, Диагор читал про это в книгах, где–то в этом мире существует любовь. Ходит среди людей. Зажигает взгляды. Румянит щеки. Говорят также о счастье. Говорят красивые героини старых фильмов сексапильным героям. И если об этом так много говорят, то надо быть уверенным, что оно, счастье, и в самом деле, должно было бы существовать.
Но где?! И что надо сделать, чтобы сделать свою женщину счастливой? Один ли он на целом свете не знал об этом, или это было чисто мужской прерогативой памяти? И если так, то может ли незнание служить оправданием мужчине?
Вероятно, всё–таки, может. Но, конечно же, не в глазах женщины! Тем более, не в глазах красавицы Катарины. И, конечно же, Диагор не был бы классическим мужчиной, если не спросил в самый неподходящий момент:
– Душа моя, ты помнишь, куда я подевал свой портфель?
Катарина только фыркнула. Вероятно, именно в этот момент в её хорошенькой легкомысленной головке родился план, который в самый короткий срок погубил не одну жизнь в прекрасной стране Хватляндии.
Но разве Катарина могла предвидеть, какая катастрофа разразится в результате её измены? Ведь собственная измена никому не кажется серьёзным событием. И последствия её никому не кажутся знаменательными.
Мы вообще не в силах предвидеть будущее.
Разве знает озорник, вопящий в горном ущелье, что срывающаяся лавина увлечёт за собой и его?
8
Существенные вопросы сегодняшнего заседания сенаторами были уже исчерпаны. В славной стране Хватляндии уже давно выработался особый ритуал проведения заседаний сената. Согласно этому ритуалу, сразу после значительной части заседания, подходило время переливать из пустого в порожнее.
В конце концов, не могут же люди, даже если они сенаторы, всё время рождать ценные идеи! Ибо даже сенаторам, время от времени, надо отдыхать. И разве важно, если это – время заседания? Всему своё время: время собирать камни и время разбрасывать камни, время экономить воду и время лить воду в дырявый сосуд тщетности.
– Всеобщее возрождение – вот чего жаждет народ, – лениво проговорил фон Верходув, кажется, повторяясь. – Революция уже готова снести на своём пути все препятствия.
Тут сенатор почесал нос, чтобы лучше думалось. Нос был крупный и мясистый. Рука была большая, вся в веснушках. Но, как он не старался, ничего из того, что было заготовлено заранее, не вспоминалось. Тогда он решил импровизировать.
– Учтите, – пригрозил он собравшимся длинным костлявым пальцем, – большинство населения Хватляндии ждёт отставки премьер–министра!
По правде говоря, министр уже утомился. Принимать участие в управлении
– Хотел бы я знать, что представляет собой это большинство и кто в него входит, – внятно проговорил фон Борофф, и развалился в своём кресле, горделиво выставляя вперёд своё безразмерное брюхо.
Бледный и опухший фон Верходув почти с благодарностью взглянул на своего политического соперника.
– Большинство – это те, кто не ошибаются, господин советник, – подчиняясь ритуалу пустозвонства, заявил он. – И учтите, ни один смертный не может доказать свою правоту, там, где большинство видит преступление,
– Кому вообще надо, чтобы народ имел своё мнение? – спросил фон Борофф, задирая толстые брови. – Скорее всего, вам самому, дорогой фон Верходув. Видать, начитались власть книжонкой, именуемой «Defensor Pacis» этого вольнодумца Кафридриха Маргельса, утверждающего, что народ имеет право избирать своих правителей, а так же утверждать и отвергать издаваемые ими законы. Государство, по Маргельсу, это результат договора между народом и его премьер министром. Так полюбуйтесь на плоды вашей идиотской выдумки – собирать Совет Горожан! Только их собрали, понимаешь, а они уж и революцию надумали делать.
Фон Верходув с изумлением уставился на советника, беззвучно разевая рот. Вопросы вообще ставили его в тупик. Ну а вопросы, на которые у него не было заготовленного ответа, вообще вводили в ступор.
– Сам народ не в силах выдумать такого понятия, как революция, – меж тем заявил собранию фон Шайтан не терпящим возражений тоном. – Революции готовятся исключительно в правительственных кухнях.
И обвёл грозным взглядом свой совет. Сенаторы оппозиции переглянулись, пытаясь вникнуть в тайный смысл этих слов.
– Не забывайте, что революция всегда порождает контрреволюцию, – прокаркал сенатор фон Пустофф, по–своему трактуя слова премьера.
Сенаторы от оппозиции снова переглянулись. Правда, на этот раз, растерянно. Да и что можно ответить на подобную угрозу? Кажется, обычный час пустозвонства перерастал в новое качество.
– Революция – это закон бытия, – проквакал с места сенатор фон Верходув, представитель партии Наконечников. – И назревает всякий раз сама собой, когда правящая партия не способна более прокормить свой народ.
Сенаторы пробовали свои силы, коля противника ничего не значащими фразами, как в средние века крестоносцы Земли смущали своих противников ложными выпадами. Однако, в отличие от земных аристократов, поединок сенаторов Хватляндии – поединок крестоносцев не от меча, а от воды, не был кровопролитным. Но, несмотря на всю эту водопроливчевость, поединок этот решал судьбу целой страны.
Между тем, население этой самой страны сидело у аудиовещающих стен и следило за этой перепалкой со смешанным чувством интереса и отвращения. Хватляндцы понимали, что жизнь их рушится. Было непонятно одно – как быть дальше. Причём, самым трагичным во всём этом, было обуявшее народ Хватляндии чувство бессилия.