Три богини судьбы
Шрифт:
– Тридцать четыре раны на теле – разной глубины, некоторые нанесены с большой силой, очень глубокие, видимо, он боролся до самого конца с убийцей, пытался руками закрыться, у него правая кисть отсечена и три пальца на левой отрублены… Лицо… там тоже много ран… На животе… Все рубленые, кто-то топором орудовал. Первый удар ему по голове нанесли – сзади, когда он вышел из машины. Он упал на капот, потом все же поднялся – на машине следы крови. Затем ему удары наносили уже хаотично – когда он упал… он пытался под машину заползти, спрятаться, но его вытащили и добили. Страшную
– Такое количество ран… – Елистратов оглянулся на машину, ее продолжали обрабатывать эксперты, – либо маньяк отпетый… кайф, сволочь, ловил… Либо кто-то на свою силу не очень надеялся, пытался прикончить – чтоб уж наверняка… Мазин крепкий был, спортивный, помню его прекрасно… Хотя они, из конторы, в свое время и нервов нам помотали, ну да дело прошлое… Такая смерть… Я слышал, это уже второе убийство тут у вас? И там с трупом тоже было что-то не то?
– Женщина. Держали где-то несколько дней, пытали, потом – ножом в живот. Убили ее где-то в другом месте, в Куприяновский карьер тело привезли утопить.
– Что-то связанное с прошлым делом, с тем налетом на банк?
Катя отошла от них – пусть обсудят, так вот отчего Елистратов отправился прямо сюда, на место убийства. Старый громкий след… Оказывается, проблема не только в пистолете арбатского убийцы, на котором тот не оставил…
ПОДОЖДИ. ЭТО К НАШЕМУ КУПРИЯНОВСКОМУ ДЕЛУ НЕ ОТНОСИТСЯ. ЭТО НАДО ЕЩЕ ОСМЫСЛИТЬ. И НЕ ЗДЕСЬ, НЕ СЕЙЧАС. ПОТОМ. ПОЗЖЕ…
Она обошла «Вольво», стараясь не заходить за желтую пластиковую ленту. Конечно, карьеры тут почти рядом – там, за лесом, но все-таки… Вот сейчас они ехали на машине по просеке, свернули с шоссе, и вокруг был только хвойный лес, проехали указатель «Пансионат «Светлое» и потом еще «Семивраги». А здесь что за старое пепелище?
Об этом она спросила у сотрудников местного ОВД.
– Дом лесника тут был когда-то, сгорел дотла.
Катя огляделась. Картина старого пожарища выглядела зловеще – черные обугленные бревна, мусор, листы покореженного железа и остов торчащей печной трубы, похожей на гнилой клык. День выдался пасмурный, а чаща, разросшаяся вокруг этого заброшенного места, куда, видимо, не особо любили ходить, вбирала в себя весь скупой свет, что сочился сквозь тучи.
– Зачем он приехал сюда? С какой целью?
На пепелище появился незнакомец – седой жилистый старик, его привезли на дежурной машине оперативники. Гущин, увидев его, тут же пошел навстречу, поздоровался с ним за руку.
– Вот, это бывший здешний участковый Иван Фомич, работал в Куприянове, – сказал он. – Теперь на пенсии. Прости уж, что выдернули тебя.
– О чем речь, Федор Матвеевич, всегда рад помочь. Что, опять плохо тут?
– А что, место такое скверное?
– Ну, как сказать… – ветеран-участковый достал пачку папирос.
– Пожар-то когда здесь был?
– Десять лет уж прошло… нет, меньше, девять с половиной. В ноябре это было, как сейчас помню – подняли меня из дома: лесничество горит. Пока пожарные, пока то-се, еще одна новость – труп на бетонке, это на повороте с федеральной трассы. Вроде ДТП, наезд. Сунулись туда – а это он и есть,
– И к какому выводу следствие тогда пришло?
– Подумали, выпил и в деревню двинул за водкой, мало показалось, ну а темно было, шел пьяный, сшибло его. А дома, как ушел, огонь не погасил, пожар там начался. На том и дело закрыли. Машину-то, что сбила, так и не установили тогда.
– А ты сам как считаешь, Иван Фомич?
– Не пил Акимов, я его давно знал и в лесничестве у него не раз бывал. Он строгий был мужик на этот счет, здоровье берег. До ста лет хотел прожить на природе-то, на чистом воздухе в лесу… жадный был до жизни и вообще до всего – жадный, бобыль, скопидом, деньги все копил. И чтобы вот так огонь непотушенный в дому оставить – не похоже это было на него.
– А вот тот случай, что тут еще раньше был, примерно за год до пожара, я вот стал там, в отделе разбираться, информацию уточнять… – Гущин прищурился.
Катя вся обратилась в слух: о чем это он? Не об убийстве Заборовой – это уж точно.
– А, когда машину нашли брошенную, так это, правда, за год до того было. Помню… труп все в лесу искали… парень вроде пропал молодой совсем… Тоже не нашли ничего тогда, одну машину. Решили, мол, краденая, угнали, мол, а хозяина где-то по голове тюкнули, а может, зарезали и бросили. Только это не здесь было, это как раз возле Семиврагов, на лесной просеке.
– Федор Матвеевич, я ничего не понимаю, – шепотом сказала Катя полковнику Гущину. – Объясните, пожалуйста.
Он лишь засопел: тебя здесь только не хватало…
– Зачем Мазин приехал сюда? – повторила Катя свой вопрос, на который прежде так и не получила ответа.
– Знаешь, какая давность смерти? – вопросом ответил Гущин.
– Нет, какая?
– Двое суток. А это значит, приехал он сюда к дому лесника на следующий день после того, как был у меня. И этот адресок я ему подсказал по его же просьбе.
– То есть как это?
– Ну не этот непосредственно, а деревню Семивраги, что тут в нескольких километрах. Помнишь, я говорил, что он через столько лет решил делом о пропаже сына гадалки одной заняться… Не гадалки, а как там ее, черт… ясновидящей, что ли, ну предсказательницы знаменитой Саломеи…
– Да, да, я помню, вы говорили. Но при чем тут все это?
– При том, что машину сынка ее пропавшего без вести как раз возле этих Семиврагов и нашли одиннадцать лет назад. Именно эту информацию он и просил подтвердить, и я ему наш архив поднял.
– Но сюда-то он зачем приехал, на место сгоревшего дома?
– Я Мазина много лет знал. Просто так смотаться «посмотреть» – это не для него было, он всегда на конкретного человека выходил. Умел это самое – фигурантов цеплять. Могу ошибаться, конечно, но сдается мне, что приехал он сюда – в лесничество, к тому самому леснику. Вероятно, не знал, что тот уж давно на том свете и от дома его одни головешки остались. А кто-то здесь на него с топором… Тридцать четыре раны на теле… Кисть вон отсек, как сухой сук…