Три часа на выяснение истины
Шрифт:
— Спасибо, до свидания, — она положила трубку и на деревянных ногах медленно, совсем позабыв выпрямить спину и чуть приподнять голову, пошла в кабинет.
Ах, дура! Ну, какая же я дура! Дождалась! Вызывают. Разумеется, Зайцеву я ничего не скажу. Да, это отсрочит наше примирение еще на добрый месяц. Я схожу одна. Он сегодня, по всему видно, еще не собирается возвращаться. А в милиции я умолю их, чтобы они, если его вызовут, ни за что не говорили, что это я написала письмо. Пусть это будет как анонимка. Правильно, так лучше: анонимка — и все. Он покричит на меня, а я возьму да перекрещусь, для него это самый убедительный
О чем же они там будут меня спрашивать? Ну, разумеется, о ружье. А что я скажу? А я скажу, что вот он купил его, поехал на охоту, а с охоты вернулся пьяный, и я стала его ругать. И мы с ним так поругались, что я сказала ему, чтобы он или продал это ружье, или зарегистрировал его и вступил в охотничье общество. Потому что просто так нельзя, это и по телевизору говорили. А что у него много денег — это я со зла написала, просто не подумала. Деньги у нас есть. Но ведь муж работает на полторы ставки, отец у меня директор школы-интерната, помогает, а у мужа отец имеет пасеку, наконец, брат знаменитый доктор, кандидат наук. Вот и все. И они от меня отстанут.
Подумав так, Настенька успокоилась.
В начале третьего Зайцев снял халат, надел свой любимый коричневый костюм, поверх него плащ и сказал:
— Я сегодня снова у Ольги, р-работать буду и ночевать.
— Ну-ну, тебе видней, — пожала хрупким плечиком Настенька и тоже стала собираться.
К ее удивлению и радости, этот милиционер Гусев из областного управления оказался совсем еще мальчишкой, которому, по всей видимости, было не больше двадцати шести, хотя он старательно хмурил брови и пытался важничать. Ну, явно строил из себя большое областное начальство, а сам-то скорее всего был не старше лейтенанта. В пустом и каком-то неуютном кабинете, где, несмотря на солнце, светившее в окно, было прохладно, он сидел за письменным столом, курил дешевые сигареты с фильтром, и взгляд у него был такой откровенный, что Настенька даже улыбнулась:
— Что, не нравится вам наша провинция? Добрый день.
— Здравствуйте, Анастасия Львовна. Ну, как вам сказать? — Гусев тоже улыбнулся, и Настенька заметила, что верхнего третьего резца у него нет. Ну, точно, решила она, какой-нибудь заштатный писарь, даже на хороший вставной зуб не заработал. А Гусев развел руки в стороны и, соглашаясь с ней, покачал головой:
— Но в принципе у вас все почти так же, только, знаете, дома пониже и грязь пожиже. Я вас долго не задержу, у меня до автобуса всего час остался, а тут еще ваше письмо на мне висит, извините за откровенность. Письмо, в сущности, несерьезное, мы таких много получаем. Но реагировать как-то надо. Да, к сожалению, некоторые любители охоты забывают, что с природой надо обращаться бережно, что существуют общества, что нужно платить взносы, иметь членский билет и, разумеется, регистрировать оружие. Кстати, ваш супруг, вы об этом не написали, купил его в магазине?
— Я уж и не помню, но, по-моему, у какого-то знакомого. Оно такое двухствольное. Я вообще-то не разбираюсь в этом, так что вы меня сильно не ругайте. А что ему теперь за это будет?
— Ничего страшного, Анастасия Львовна, — Гусев снова улыбнулся, но потом, видимо, что-то вспомнил свое и сдвинул брови. — Однако наказать его могут определенно.
— И очень серьезное будет наказание? — замерла Настенька.
— Разумеется. Могут оштрафовать,
— Что вы, что вы! — обрадовалась искренне Настенька. — Я письмо это сочинила знаете после чего?
— Нет, не знаю, расскажите, пожалуйста, — попросил Гусев.
— В общем так. Однажды, несколько недель назад, он собрался, как мне сам сказал, на охоту. А вернулся на другой день. У них охота такая была, с ночевкой. Только вернулся он к вечеру и без всякой добычи. Но, как бы вам это сказать? Словом, подшофе.
— Понимаю, понимаю, — сочувственно кивнул Гусев. — К сожалению, это бывает. Ну а дальше? Вы стали его ругать?
— Вот именно! — почти засмеялась Настенька. Этот молодой человек ей положительно нравился. Такой вежливый, такой догадливый, так внимательно слушает. — Я стала его ругать, но, разумеется, вежливо. Как я это умею. А потом беру ружье, а от него даже ничем не пахнет. Знаете, я слышала или читала, что если из ружья стреляют, то потом от него пахнуть должно чем-то. А, вспомнила — порохом. А тут ничем не пахнет. Представляете? И главное, что я тогда вспомнила: у мужа моего ведь и патронов не было. Спрашивается, как же и чем он тогда на этой охоте из ружья стрелял?
— И вы подумали, что он был где угодно, только не на охоте?
— Ой, правильно, ну, совершенно правильно! — Настенька улыбнулась, но тут же прищурилась и плотно поджала яркие губы.
Гусев тоже почему-то нахмурился и сказал:
— Извините, я, может, чем-то обидел вас?
— Ну что вы, Анатолий Константинович, — Настенька глубоко вздохнула. — К сожалению, вы правы. Мне тогда показалось, что мой супруг был не на охоте. В общем, вы меня понимаете?
— Да, Анастасия Львовна, я вас так понимаю. Но, простите меня ради бога, мне что-то с трудом верится, что ваш супруг мог позволить себе нечто подобное. Вы такая, еще раз извините, я совсем не умею говорить комплименты, но вы такая обаятельная. У вашего супруга просто нет головы.
— Я ему так и сказала. Мы не очень давно женаты, всего четыре года, он всегда носил меня на руках, поверьте, он это может. И вдруг этот случай.
— Видимо, Анастасия Львовна, ваш супруг избалован вниманием женщин и совсем забыл о поговорке: что имеем — не храним, а потерявши — плачем.
— Вы абсолютно правы, Анатолий Константинович. Особенно насчет женщин. У него практически нет пациентов мужчин. Они почему-то все стремятся попасть ко мне.
— Это естественно. Я бы к вам в первую очередь записался.
— Я не возражаю. Так вот, а к нему — одни женщины. Я бы не сказала, что сплошные красавицы. — Настенька снисходительно приподняла и опустила плечо и вдруг вспомнила ту пациентку, которая вчера так нагло, так требовательно спрашивала ее мужа, вспомнила, как отец, этот умудренный жизнью человек, на полном серьезе сказал ей: «А вдруг у них шуры-муры?» — и волна ненависти, дремавшая в груди, захлестнула ее:
— И знаете, Анатолий Константинович, ведь есть такие нахалки, которые откровенно пытаются разрушить семейную жизнь. Это просто кошмар! Особенно одна дамочка. И ничего-то у нее не болит, зубы нормальные, так, я ей несколько раз только камни убирала, так она пялит на мужа глаза. Сначала такая скромненькая, ну, просто посмотреть не на что было. А как заметила, что Зайцев ей вдруг улыбаться начал, так и зачастила.