Три цвета времени
Шрифт:
– Известно ли вам, – с бешенством шипел ему на ухо Сегюр, – что сейчас сквозь ряды спящих часовых вошел артиллерийский парк в незапертые кремлевские ворота? Достаточно одной искры, если пламя повернется на Кремль, чтобы все сидящие здесь, не исключая его…
Сегюр хотел сказать «его величество» – и запнулся…
Мортье понял и выбежал из зала.
Докладчик читал:
– «На аванпостах происходили мирные встречи французских солдат с казаками. Дважды приводили неукрощенных длинногривых коней, чтобы показать нашим солдатам бесконечные возможности роста русской кавалерии. Казаки уверяли, что в необъятных степях Азии неиссякаемые табуны перебрасываются все ближе и ближе к московскому дистрикту».
– Успел ли прочесть неаполитанский король эту болтовню? –
Бонапарт разыскивал глазами Дарю. Маршал быстро встал и, отчеканивая каждое слово, произнес:
– В два часа пополудни русский штаб-офицер из госпиталя под специальной охраной парламентеров и снабженный всем необходимым отбыл по Петербургской дороге с письмом вашего величества.
Наполеон поднял руку. Дарю сел.
– Если Александр не ответит в установленный срок, то мы сами сожжем Москву и пойдем на Тверь, куда двинутся Макдональд, Мюрат и Даву [22] .
Бертье осторожно толкнул локтем Бессьера. Бессьер шепнул:
– Это лишь пробный шар.
Но среди генералов уже шло большое движение. Все эти лица, такие разнообразные, очень молодые или очень старые, все эти недавние солдаты и дворяне старинной Франции, смешавшиеся за царским столом горящей Москвы, задвигали плечами, задергали концы аксельбантов, закачали головами.
22
Макдональд Жан Этьен Жозеф Александр, герцог Тарентский (1765—1840) – французский генерал, наполеоновский маршал.
Мюрат Иоахим (1771—1815) – французский маршал, участник революционных походов и наполеоновских войн, один из личных друзей Наполеона. Сын хозяина постоялого двора. Во время переворота 18 брюмера (9 ноября 1789 года) руководил разгоном Совета пятисот. Был женат на сестре Наполеона – Каролине. С 1808 по 1815 год – король Неаполя. Расстрелян при попытке вернуть себе власть в октябре 1815 года.
Даву Луи Никола, князь Экмюльский и герцог Ауэрштедский (1770—1823) – маршал Франции, участник многих сражений наполеоновской армии; был ранен в битве при Бородино. Один из наиболее преданных Наполеону генералов.
Бонапарт смотрел по сторонам и быстро спросил, пи к кому не обращаясь:
– А как же Даву? Как здоровье герцога Экмюльского?
– Он в армии, – ответил Лористон. – Рана тяжелая. В Кремль приехать не мог. Врач советует ему не ездить в Москву.
Свистящий ветер, похожий на смерч, крутясь высоко в ночном небе, нес огненные шапки и искры горящего Замоскворечья. Огненный хвост, крутясь и извиваясь, ясно был виден в окна Кремлевского дворца. Острые моменты военного совета миновали. Воцарилось деловое спокойствие, оживляемое быстротою работы Наполеона. Послышались знакомые шутки и остроты, памятные многим по заседаниям Государственного совета, в которых обсуждались живо и остроумно бытовые казусы нового гражданского кодекса.
Часовой, стоявший у драпировки, смотрел, как огонь из Замоскворечья вычерчивает силуэт татарской мечети и островерхой церкви. Красные отблески оживляли муаровую портьеру из оранжевых и черных полос. Это сочетание цветов французский гренадер видел недавно на груди убитого русского солдата. Белый крестик на оранжево-черной ленте у русских был высшей наградой. Гренадеру хотелось дремать. Свинец наливал колени, виски и плечи, суставы пальцев дрожали. Ружье казалось расплавленным свинцом. Но долголетняя привычка брала верх. Летние мухи родимой Шампани жужжали в мозгу вместо мыслей. Это привычное состояние. Если к этому добавить еще стакан смоленской водки, то жужжание мух превращается в пение волынок, тает свинец в
За столом жарко спорят генералы, а стравивший их в споре император улыбается улыбкой тигра и ждет, кто победит. На другом конце стола спит усталый герцог Тревизский. В дверь осторожно заглядывает опальный генерал Коленкур [23] , обманутый Александром и ненавидимый Бонапартом.
Потом опять начинается дремота. Здесь все-таки лучше, чем спать у лафета. Русские траншеи далеко. Лучше стоя заснуть в кремлевском зале, чем под пулями ночью в Москве-реке. Гвардеец не качнется. Он спит с открытыми глазами, превратившись в статую. Мухи шампанской деревни тихо жужжат вместо мыслей. Здесь он сам себе хозяин. Полногрудая Маргота не дерет его за волосы. Старик отец не ворчит по поводу дешево проданного урожая, а в обозе второго разряда имущества столько, что хватит прожить остаток дней безбедно.
23
…опальный генерал Коленкур… – Коленкур Арман Огюстен Луи, де (1773—1827) – французский дипломат и генерал. С 1807 по 1811 год – посол при дворе Александра I, на которого имел известное влияние. В 1813 году и также в период «ста дней» – министр иностранных дел. В 1810 году старался безуспешно наладить отношения между Наполеоном и Александром I.
Глухая и темная осенняя московская ночь. Пятый час утра. Бонапарт окончательно оживился. Но все меньше и меньше становится группа спорящих маршалов. Император встает, подходит то к одному, то к другому, трясет за плечи, наклоняет голову с шуткой над ухом заснувшего.
И вот, совсем неподалеку, раздаются ружейные выстрелы, совсем близко слышится свист огненных ракет, и уже нет никакой надобности трясти за плечи усталых маршалов, склонивших головы к столу. Все проснулись, все в движении, все ожило, весь зал заговорил.
Маршал Мортье ожесточенно кричит соседу:
– Я проклинаю тот день, когда я сделался преемником Растопчина.
Мортье вдруг останавливается. Железные корсиканские когти впиваются ему в плечо.
– Кого проклинаешь, маршал? – кричит ему Наполеон.
– День! – ответил Мортье.
– Смотри, как бы этот день не был твоим последним.
– Ваше величество, чем скорее, тем лучше.
Но Бонапарт уже не слушал, хотя в оправдание себя Мортье пытался рассказать о том, что происходит в Москве. Выбежав после предупреждения Сегюра, разогнав лучших кавалеристов по районам, он решил добыть сведения о работе восьмитысячного отряда, выделенного им специально для тушения пожара. Только часть вернулась. Сведения были неутешительны. Губернаторская власть была лишена связи с городом. Окраины лучше знали положение Москвы, нежели центр.
Опаленный и едва держащийся на ногах от усталости офицер, держа в левой руке синий императорский пропуск, ворвался в комнату, отыскал глазами губернатора и, задыхаясь, с перерывами заговорил:
– Господин маршал, башенные дозоры спят. Офицеры – за столами, на которых тлеют сальные огарки, солдаты – в лужах спирта. Никакого наблюдения из Кремля за ходом пожара. Огонь достиг невероятной силы, а сейчас началась перестрелка между солдатами из-за обладания винным погребом, совсем неподалеку от стены, в том месте, которое называется… – Офицер вынул из каски клочок бумаги и прочел строчку рапорта:
– За-ря-дье.
Мортье хотел подойти к императору, но, проклявши день своего губернаторства, он тщетно стремился поймать Бонапарта, бегавшего от группы к группе по обширному залу. Эта погоня за маленьким человеком с окаменевшим лицом и злыми глазами была трагедией маршала. Четверть часа среди неперестающего гула и шума ста голосов он тщетно бегал за Наполеоном и, наконец, поймал его у кресла. Это было кресло Дарю. Выпихивая осторожным, но настойчивым движением маршала с его сиденья, Бонапарт кричал: