Три девицы и тайна Медной горы
Шрифт:
Когда Лизавета узнала, что местом работы и проживания будет публичный дом, с ней случилось что-то вроде ступора, ибо открыто проявлять эмоции мать запрещала категорически, и плакать Лиза могла только в одиночестве, которого у неё почти не было. Будучи совершенно неопытной в интимной стороне жизни, она наделила бордель всеми ужасами, которыми стращают юных девушек строгие родители. От совращения беспутными мужчинами в логове порока до смерти в канаве от срамной болезни. Понимая, что маменька всё уже решила и мнение Лизы никого не интересует, девушка ехала в Сосновоборск обречённо и покорно,
Чтобы познакомиться с новым местом, она обошла дом вокруг и очутилась в маленьком, несколько запущенном, парке, который сразу очаровал её и немного смягчил сердце. Гармонично высаженные, но явно давно не стриженые, деревья и кустарники услаждали взор, как прическа красавицы, взлохмаченная ветром, но ещё хранящая тщательно уложенные локоны. Садовые дорожки, свободные от сорной травы и посыпанные желтым песком, манили к прогулке, а побелённые, уединенные беседки приглашали спрятаться в них, от мирской суеты, немедля. В глубине парка виднелся флигель, выкрашенный в тон дому.
Матушка, недовольная Лизиным отсутствием, сердито позвала её и новоиспеченная горничная увидела внутреннее убранство особняка. На втором этаже, в серединной части дома, находились малая и большая гостиные, на первом же располагались столовая, кухня и всевозможные кладовки. Жилые комнаты для девушек обустроены в правом крыле по пять на этаже, «рабочие» помещения, убранством повторявшие гостиные – в левом.
– Заведение моё элитное, – важно объясняла мадам Жанетт, хозяйка борделя. – Поэтому девушки принимают гостей в отдельных апартаментах. Нужно будет успевать прибираться везде.
В гостиных пахло первосортным табаком, шампанским и дешевыми духами, на натертых паркетных полах, там и тут стояли диванчики, кушетки и оттоманки, на которых так легко принять выигрышную и томную позу. Обивка мягкой мебели в красно-золотых тонах перекликалась со стенами, увешанными картинами в тяжелых золочёных рамах. Большие полотна изображали сцены из жизни дам полусвета и являли собой плохонькие копии шедевров живописи, рисованные местными художниками. Эти картины смущали Лизу, она так и не разглядела ни одну из них.
Обитающие в Сосновоборске состоятельные мужчины считали заведение своим клубом, негласным центром светской жизни «сильных мира сего». Респектабельный бордель мадам Жанетт всегда к услугам солидных господ – устроить деловой обед, в непринужденной обстановке, с вином и хорошенькими женщинами; справить именины компанией приятелей и не осрамиться коли выпил лишку; пригласить гастролирующих актрис, для общения в интимной обстановке. И наконец, отдохнуть мужчине от тяжкого бремени супружеской жизни и вкусить то, о чём жена, взятая девицей из порядочной семьи, даже в романах не читала. Добро пожаловать, дорогие гости!
Бдящие за нравственностью столпы общества Сосновоборска закрывали глаза на злачное место. Расположение на окраине и щедрые пожертвования снимали все вопросы и претензии. Дела мадам держала в порядке, деньги собирала исправно, скандалов не допускала. И владельца заведения, который проживал доход от борделя в столице, тоже всё устраивало.
Глава 3. Мадам Жанетт.
– Лизхен!!! – зычный голос мадам Жанетт дрожал от гнева.
Пышнотелая, со следами былой красоты, и обычно добродушная дама негодовала в двух случаях – проблемный визитёр и нерасторопная прислуга. Гостей опытная хозяйка борделя видела насквозь и ловко отсеивала неблагонадежных. А вот с челядью было сложнее. На скромное жалование и неприличное место, хорошие работницы в очередь не стояли, приходилось выбирать из того что есть или приглашать издалека и обучать всему. Мадам и была той самой дальней родственницей матери, которой понадобилась девушка в услужение.
Когда всё шло своим чередом, она была просто душкой – любила вкусно поесть, посмаковать понюшку-другую крепкого табаку да употребить пару рюмок сливовой наливки за обедом и коньяку за ужином. Отставная жрица любви, выйдя в тираж, помнила тяготы продажной жизни и относилась к подконтрольным девушкам достаточно мягко, потакая их слабостям. Девицы, знамо дело, вовсю пользовались её либерализмом.
Лиза выпала из своих мыслей и бросилась на зов. Так непривычно, её теперь называли странной формой родного имени. Будучи услужливой, но медлительной, Лиза часто навлекала на себя гнев благодетельницы. Работа требовала сноровки и неторопливой девушке приходилось нелегко. Но многое искупал Лизин спокойный нрав – она привычно терпела недовольство хозяйки со смиренным достоинством, поэтому мадам Жанетт, спустив пар, обычно снисходила к горничной. До следующего раза.
– Я здесь, медам`с! – Елизавета присела в реверансе, весьма неловком, этому в отчем доме не учили. – Чего изволите?
– В большой гостиной на подоконниках пыль! Нужно быть внимательнее, Лизхен! Дело наше нечистое, но это не повод творить его в грязи, – бушевала хозяйка. – Безукоризненная чистота – вот о чём надобно радеть хорошей прислуге. Из букетов цветы вялые повыдергай да воду в вазонах смени, того гляди, завоняет. И передай Аксинье, чтобы щуку непременно с чесноком запекала.
Выплеснув гнев, она успокоилась, взмахом руки отпустила горничную и Лизавета бросилась исполнять поручения. Пока она вытирала пыль, мадам Жанетт степенно удалялась и паркет скрипел под тяжёлой поступью. Исполнив назначенное, Лиза поспешила в самое душевное место в доме – на кухню.
Причиной тому являлась кухарка Аксинья, жизнелюбивая и гостеприимная. Бездетная, 30-летняя солдатка не ладила с семьёй мужа и после его гибели, в Памирской экспедиции генерала Ионова, предпочла жить в заведении, заняв одну из кладовок. В лице Аксиньи мадам Жанетт приобрела хорошую работницу и подругу по рюмке, они частенько по вечерам, когда все дела переделаны, а девицы принимали гостей, посиживали в кухне за бутылочкой и вели долгие беседы.
Шустрая, говорливая Аксинья привечала Лизу, к тому же всегда имела в запасе забавные рассказы и свежие городские сплетни, почерпнутые из походов на рынок за провизией. Не женщина, а альманах историй. Любознательной горничной нравилось слушать Аксинью, выросшая в глухой уральской деревушке, она пересыпала свою речь интересными словами.