Три девицы под окном...
Шрифт:
Она схватила меч и двинулась на Салтана.
— Да я тебе все твои достоинства пообрубаю. Сколько невест ты уже извел, маньяк сексуальный?
— Что ты, что ты, красавица! — Салтан в панике заметался по горнице. — Мы ж с тобой зачать богатыря планировали, вот нам и подложили меч. А если б пожелали девку — надобно было бы класть веретено…
— Ты мне зубы не заговаривай. Богатырей не мечами делают. А ну, лицом к стене, руки за голову, я буду помещение обыскивать, вдруг ты еще какую пакость приготовил!
— Ураган, как есть — ураган! —
Сонька не успокоилась, пока не перевернула всю обстановку горницы вверх дном. Неприятных сюрпризов она больше не обнаружила и начала постепенно успокаиваться. Может, она и впрямь не совсем верно истолковала местные обычаи? Впрочем, с этими царями надо держать ухо востро. Безнаказанность и вседозволенность к добру не приводят.
— Ну, как? Теперь твоя душенька довольна? — робко поинтересовался Салтан, когда младая супруга докопалась до скрытой под снопами резной кровати.
— Ладно уж, можешь повернуться, — разрешила Сонька. — Но меч я тебе не отдам. Куда бы его пристроить? — Она придирчиво оглядела горницу и вдруг, подойдя к окну, вышвырнула оружие на улицу.
— Так-то оно поспокойнее будет, — ободряюще улыбнулась она потерявшему дар речи Салтану. — Ну, что стоишь как не родной? Зря, что ли, женились?
Государь крякнул и безропотно отдался в руки молодой жены.
Ткачиха с Поварихой без лишних раздумий привели Бабариху в ее же горницу.
— Вот черт, совсем пятку стерла, — проворчала Повариха, усаживаясь на сундук и скидывая с ноги лапоть. — Что за дурацкие портянки…
— Онучи, — поправила ее Ткачиха.
— Да какая разница! Слышь, бабка, я где-то видела у тебя запас носков. Одолжи парочку.
— Да ты в своем ли уме! — затрясла бородавкой Бабариха. — Носить носки — токмо царская привилегия. Для него, батюшки, стараюсь, сама фасон изобрела.
— Креативная бабуля, — фыркнула Ткачиха.
— Мы теперь царевы родственницы, так что можешь не жаться.
— Ни за что! — ответила Бабариха, грудью вставая перед входом в чулан.
— Э-э-э… — протянула Ткачиха, делая «сестре» страшные глаза. В чулане-то, как вы помните, с кляпом во рту томился связанный Гвидонов. — Не заставляй матушку нарушать служебные инструкции. Обвинят в растрате да четвертуют. Лучше мы у царицы сапожки попросим, ей в честь свадьбы много добра наволокли.
— Вот-вот, — обрадовалась Бабариха. — Вы уж как-нибудь сами меж собой разбирайтесь. А я, пожалуй, вздремну чуток…
Соньки дружно ухмыльнулись:
— Нет, бабуля, спать сейчас не время. Родина в опасности. У тебя есть надежный гонец?
Надо отдать должное Бабарихе: сопротивлялась она героически. Но Сонька умела убеждать людей. Не позволив «мамаше» просимулировать алкогольную отключку, она популярно разъяснила ей перспективы человека, однажды вставшего на скользкий путь обмана государства (а тем паче — его главы),
Фомка проживал в плохоньком домишке у самых стен дворца. Разбуженный среди ночи, парень изрядно струхнул, но Соньки были неумолимы: седлай коня да скачи во дворец, родина-то в опасности! Бедняга не совсем понял, зачем его заставили обогнуть пару раз галопом родную деревню — старая кляча чуть не скопытилась от непривычных упражнений. Однако он добросовестно выполнил все инструкции, и вскоре перешедший в самую душевную стадию пир был грубо прерван вторжением запыхавшегося «гонца».
— Не велите казнить! — завопил несчастный парень, оробевший при виде высокого собрания. — Доложите царю-батюшке: война! — Он бухнулся на колени, прикрыв голову письмом, которое всучила ему суровая крестная Бабариха.
Что тут началось! Шум переворачивающихся лавок, воинственные вопли и жалобные стенания, женские слезы и грозное хватание за собственные бороды… Неизвестно, как долго Салтан сумел бы скрываться от государственных забот в опочивальне, но младая жена, различившая нарастающий гул, решительно спихнула его с брачного ложа:
— Собирай дружину, дорогой! Буду за тебя молиться. А богатырей нарожаю, даже не сомневайся.
Что оставалось делать несчастному царю? Никакой личной жизни! Прочел он привезенное гонцом послание, похмурился, покрякал многозначительно да велел звонить в колокола. Наступает, мол, от границ соседнего княжества темная рать, грабит мирных жителей, сжигает дома и посевы, скоро до столицы докатится…
Пара часов ушла на сборы, но с рассветом дружина — все молодцы один к одному, косая сажень в плечах, добры кони копытами землю роют не хуже неведомых пока в Салтановом царстве экскаваторов — построилась в походном порядке и с удалой песней двинулась вслед за царем. Повариха от командировки отказалась:
— Подумаешь, — говорит, — война! Разве это исключительный случай, чтобы я стала расточать свой талант? Обойдетесь как-нибудь своими силами.
Ребятишки бежали вслед удаляющейся колонне, собаки лаяли, бабы выли, а молодая Царица элегантно помахивала вышитым платочком, стоя на крыльце в окружении пышнобородых бояр.
— Ушел, касатик, на войну без радикулитного поясочка, — причитала в сторонке Бабариха, утирая скупую слезу.
— Ничего, будем надеяться, что в этот раз его не скрючит, — попыталась утешить ее Повариха.
Утомленные событиями бояре собрались расходиться по домам, когда осиротевший дворец настигло новое потрясение.
Со стороны сокровищницы, где в числе прочих предметов царской необходимости хранилась посуда для пиршеств, раздался подозрительный шум, и вскоре двое дюжих молодцов выволокли пред светлые очи младой Царицы связанного паренька в каком-то невообразимом одеянии.