Три дня без любви (поветь, рассказы)
Шрифт:
Лера обработала спину, а потом, словно в шутку, поцеловала Вадика в шею. Но этого хватило для заводки, все-таки просмотренный только что фильм был про любовь, да еще и с откровенными сценами. Правда, в отличие от героев картины, у них все случилось гораздо быстрее. Потому что стол, даже югославский, не приспособлен для подобных целей. И в инструкции по эксплуатации не написано, что заниматься любовью на нем не рекомендуется — можно повредить полировку. Да и вообще скользко. В результате не успевшее начаться грехопадение закончилось обычным падением. Первым пола коснулся счастливый Вадик. Больной спиной.
В травматологическом пункте Лерке откачали из колена девяносто граммов крови. На вопрос врача, где вы получили травму, она ответила, что оступилась в темном кинозале. И на всякий случай предъявила билет.
— Так не больно? — Сандра Брюсовна ущипнула Вадика за позвонок.
— Красота, — простонал он, предчувствуя приближающуюся измену.
Руки опускались все ниже и ниже. Да, да… Сейчас начнется. Как она умеет! Надо на чай оставить.
Он уже находился в том сумрачном состоянии, когда рассудок глушится похотью, как рыба динамитом. Когда угрызения совести тонут в нахлынувших волнах животной страсти и мечтаешь только об одном — чтобы не свело спину.
О! Она волшебница! Волшебница изумрудного массажа. А он Храбрый Лев.
Он почувствовал возле затылка ее возбужденное дыхание. «Winter fresh»! Сейчас она поцелует его, и прелюдия закончится. Начнется симфония.
Три, два, один…
…Пуск!
…Стол под Вадиком подпрыгнул так, словно под ним была заложена противопехотная мина. Прыжок сопровождался звуком, похожим на выстрел полуденной пушки со стен Петропавловки. А еще спустя секунду дверь комнаты номер «1» распахнулась под ударом тяжелого берца, не обутого в бахилу.
— Всем лежать, суки! Руки за голову!!!
Вадик и так лежал, а Сандра Брюсовна, едва услышав слово «всем», тут же рухнула на пол, прикрыв затылок руками. Но, видимо, недостаточно быстро, или ворвавшийся страдал острой близорукостью.
— Я сказал, лежать! — повторил он и для убедительности нанес ей удар кулаком по корпусу.
Потом тем же кулаком потревожил только что отмассированную поясницу Владимира Ильича Ленина. В результате чего последний спикировал с теплого стола на холодный линолеум, приземлившись рядом с несчастной путаной. По традиции последних дней, опять носом.
— Устроили притон, прошмандовки! Все, теперь в другом месте массаж делать будете!
…Когда голого Вадика волокли за волосы по коридору, он успел заметить лежавшего без движения администратора с рамкой от лицензии на шее и обнаженную задницу своего друга Евпатия со следами свежего насилия. Надо ли говорить, что задница тоже не двигалась. Еще он засек оператора
В загоне милицейского «козлика», куда его затолкали вместе с визжавшей, как автомобильная сигнализация, Николь, он понял одну нехитрую вещь.
Измены сегодня не случится, и деньги ему никто не вернет. Теперь он понял, почему с них взяли предоплату.
И что они, кажется, крупно влипли.
— Прямо смотрим! В объектив!
Щелчок, вспышка.
— Теперь правым боком повернись! Правым, а не левым, я сказал! Или по-русски не рубишь? Так сейчас быстро научим.
Вадик выполнил команду. Ему вспомнились американские полицейские фильмы, где арестованного героя снимают на фоне ростомера с табличкой в руках. Наверное, этим стоило бы гордиться. Что походит на героя. Но он не гордился. Хотя и держал табличку со своей настоящей фамилией.
— Простите, а разве можно фотографировать без разрешения?
Легкий тычок дубинкой в область печени был доходчивым ответом на поставленный вопрос.
— Самый умный, да? Другой стороной повернись. И не морщись, а то снова права зачитаем.
Подразумевалось, что дубинка по печени это и есть ознакомление с правами. Спрашивать, за что его задержали, он не рискнул.
После фотографирования его дактилоскопировали, испачкав руки какой-то черной дрянью. Но на этом процедура не закончилась. Сержант приволок из кладовки два ящика с мокрым песком.
— Так, — приказал он, отдышавшись, — в левый ящик наступаешь левой ногой, в правый — правой. Аккуратно.
Вадик оставил первый отпечаток, потом посмотрел на сержанта, подняв правую ногу.
— Какашка прилипла. Собачья. Наступил нечаянно.
Сержант скомкал чистый бланк протокола и кинул ему.
— Вытри.
— Вам надо, вы и вытирайте. А мне не мешает.
«Ой! Это нечаянно сорвалось… Сейчас снова будет больно».
Сержант, однако, не воспользовался дубинкой. Выкинул протокол в корзину.
— Ладно, так наступай.
Потом он достал цифровой фотоаппарат и зафиксировал следы на карту памяти.
— Послушайте… А почему сразу нельзя сфотографировать? Без песка? — осторожно поинтересовался Вадик.
— Потому что вверх ногами получается, — спокойно ответил сержант, убрав в нагрудный карман фотик.
— А если я завтра, например, поменяю ботинки?
— Меняй что хочешь. А у нас приказ.
Он унес коробки, вернулся в дежурную часть и втолкнул Вадика в камеру с прозрачной стенкой, где уже на скамейке лежал администратор. Лежал, потому что сидеть не мог. О том, куда дели друга Никиту, Вадик не имел понятия, но очень хотел бы узнать.
Администратор, несмотря на трагизм ситуации, был спокоен.
— Чего мы сделали-то? — осторожно спросил Вадик.
— Не переживай, — парень выпрямился, освобождая для соседа место, — помурыжат да отпустят. Нас, вообще-то, местные менты не трогают. Мы отстегиваем за «крышу». А эти новые какие-то. Наверное, из управы. Или нравственного отдела. На рекламу купились. Дверь сломали, уроды. Да кассу под шумок прихватили, как пить дать. А шеф на меня повесит.
— А что, вы разве не… — Вадик попытался подобрать подходящее слово, но не смог, — разве не бордель?