Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День третий. Будущее
Шрифт:
Отомо Табито
Филипп спал и ему снилось, как он, выпрямив в гордой осанке спину, в окружении верных телохранителей-мавров стоит теперь в «президиуме» курии Юлия пред десятками, а то и тремя сотнями римских сенаторов.
На макушке повелителя Рима возвышается не какое-нибудь древнее раритетное старьё, а свежеизготовленная диадема из золота высшей пробы: без лавров, но с высокими шпилями-лучами, как у солнца. Диадема, пусть даже и такая же, как некогда у императора Каракаллы, символизирует, однако, восшествие на римский трон и счастливое правление новой династии, которая будет
Император размышляет, как бы поделикатней намекнуть сенаторам о своём консульстве. Без предварительной подготовки и репетиций сложно выбрать формат.
– Я, конечно, понимаю, что на текущий год в стране уже есть первый консул… – словно издалека начинает Филипп и замолкает, исподтишка оглядывая публику, собравшуюся в курии.
Должность консула, числившаяся при республике высшей выборной магистратурой и подразумевавшая огромные властные полномочия, во времена империи-принципата превратилась по сути в пустышку, хотя и в чрезвычайно почётный статус. Никто из императоров-принцепсов не осмеливается упразднить этот нефункциональный «институт», от которого остался лишь блестящий фантик, ибо само название была историческим и указывало на прочную и даже неразрывную связь времён.
Сенаторы безмолвствуют, как будто ждут продолжения.
– Я, конечно, понимаю, что на текущий год в стране уже есть первый консул… – повторяет свой намёк Филипп и, сомкнув губы, снова блюдёт тишину.
На этот раз все сенаторские лица обращаются в сторону Тиберия Полления Армения Перегрина, действующего первого консула, опустившего голову, вжавшего её в плечи и желавшего сейчас только того, чтобы провалиться сквозь землю, чтобы оказаться после провала на своей дальней сельской вилле и чтобы о нём как можно скорей все позабыли.
– Я, конечно, понимаю, что на текущий год в стране уже есть первый консул! – Филипп решается, наконец, закончить мысль прямо, без намёков и экивоков. – И я не стал поднимать вопрос о консульстве в тот день, когда вы помазали меня на трон! Но время не ждёт!..
– Дело в том, что время есть фикция…
– Скажите! А мне это и в голову не приходило!.. эээ… Молчать! Время летит вперёд и торопит! И надо думать о будущем! На следующий год ординарный консул, как я понимаю, ещё не избран?!
– Хорошему человеку я прямо с сего дня могу отдать своё место! – вырывается у Перегрина. – Из рук в руки! Лично! Перед всей этой честной компанией! Вот моё курульное кресло! Я за него не держусь!
– Нет, нет и нет! Всё должно быть по закону до тех пор, пока я не изменю его своим Эдиктом! До конца года осталось совсем немного времени! Досиживай положенное! Пару-тройку месяцев я потерплю… у меня не горит.
В зале раздаются возгласы:
– А как же ваш сын? Может, и его пора назначить консулом? Хотя бы вторым…
– Зачем?
– Во-первых, это красиво…
– А во-вторых?
– Во-вторых,
– Хм, это уже в в-третьих, в-четвёртых и в-пятых, а я спрашивал только про «во-вторых»!.. Ему пока рано! Пусть годик ещё потерпит, поработает, послужит и заслужит! У Филиппа Второго ещё всё впереди! Целая жизнь! А вторым консулом в следующем году пусть станет кто-то из сенаторов. Вон хоть… хоть… вон хоть Гай Месий Титиан, вполне достойный член римского общества! – Филипп делает пас в сторону сената как державного института.
– Ура!!! Ура!!! Ура!!!
*****
Император спит и грезит.
…Вот самые активные и креативные сенаторы предлагают Филиппу:
– А давайте мы вас один раз и навсегда изберём ординарным консулом! Чего каждый год заморачиваться?! Времени сохраним уйму, на пустяки размениваться не будем!
– Шта?!!!!!!!!!
– Пожизненный консул – это звучит гордо, а взаместо этого семерых из нас тоже пожизненными назначьте!
Это предложение звучит так неожиданно, что август не находится, как столь же моментально отреагировать. И не просто отреагировать, а отреагировать правильно.
– А для этого разве не надо вносить поправку… ну, например, в Конституцию? – делает изумлённое лицо император.
– Constitutio principis! Конституцио принципис! Императорская Конституция! Quodcumque igitur imperator per epistulam et subscriptionem statuit vel cognoscens decrevit vel deplanо interlocutus est vel edicto praecepit, legem esse constat. Установлено: что бы император ни постановил посредством письма или подписи, или предписал, рассмотрев дело, или просто высказал, или предусмотрел в Эдикте, – всё это является законом! Всё это является констатацией… эээ… Констанцией… эээ… Конституцией! Ведь Конституция – это всего-навсего устройство, установление, сложение. И без вашего её одобрения в гробу её все видели… в белых тапочках!
Пока сенаторы орут, цитируя великого римского юриста Домиция Ульпиана, дослужившегося до префекта претория и отправленного преторианцами в мир иной лет пятнадцать назад, у Филиппа есть время подумать и ответить осмысленно:
– Нет, нет и нет! На последующий год я не стану баллотироваться! Должна быть ротация! Должна быть преемственность! Через год ординарным консулом будет… да вот хоть Гай Бруттий Презент! Пусть побудет один срок, место подержит и погреет, а потом я его снова сменю, – делает второй пас в сторону сената как державного института Филипп.
Во втором ярусе от неожиданности чуть ли не подпрыгивает грузный мужчина, ещё не понимающий: ему радоваться или горевать.
– Ура!!! Ура!!! Ура!!! – вопит элитная толпа.
Император задумывается и начинает как будто размышлять вслух:
– Впрочем, я готов согласиться и на пожизненное консульство, если такое предложение внесёт сенатор Валентина Терешкова…
– Валентин Терешков, – подсказывают обомлевшие сенаторы.
– Точно! Валентин Терешков! Он самый! Ведь женщинам нет места в законодательном органе нашей державы!.. Пусть у него и необычные преномен и номер, но все вокруг говорят, что они исконно римские!.. Кстати, где он, этот Терешков? Прогуливает заседание? Вот пусть придёт и попросит! Пусть внесёт! А пока – нет, нет, и нет! Только Гай Бруттий Презент! Только хардкор!