Три дня с миллиардером

Кейн Лея

Снова и снова дергаю ручку, плечом толкаю дверь.

— Открой, или я ее вышибу! Я не шучу!

— Да пофиг уже! Вышибай!

Слышу звон стекла. Эта маленькая дурочка что-то разбила. Взрываюсь изнутри. Отойдя от двери, напрягаюсь каждой мышцей и в прыжке выбиваю ее, вывернув замок.

Алика сидит на кровати. На ее щеках блестят дорожки слез. В одной руке кусок разбитого зеркала. На другой задран рукав свитшота, а из перерезанной вены толчками бьет кровь, заливая ее джинсы, покрывало и ковер.

Глава 19

Без

Антона и Льва Евгеньевича в квартире становится тихо. Ни я, ни мама не решаемся заговорить первыми. Она начинает убирать со стола, а я, взяв из холодильника питьевой йогурт, ухожу в комнату. Я не была тут всего несколько дней, а кажется — целую вечность. Вроде ничего не изменилось, но стало чужим. Наверное, потому что изменилась я.

— Катюш, йогурт не еда, — все-таки сдается мама, заглянув ко мне. — Пойдем я тебе нормальный обед разогрею.

— Не хочу. — Сажусь в кресло перед компьютером и тупо пялюсь в черный экран.

Мама тяжело вздыхает, подперев дверной косяк плечом.

— Кать, ну давай поговорим.

— О чем?

— Обо всем. О нас. О Льве. Об Антоне.

— Не хочу.

— Хорошо. Давай о Радике, — предлагает она, вопреки своей неприязни к нему. — Он, наверное, с ума сходит от неизвестности.

— Радика больше нет. — Откручиваю крышечку и делаю глоток холодного йогурта.

— Как — нет? — недоумевает мама.

— Мы его убили и закопали в лесу. — Крутнувшись в кресле, смотрю в побледневшее лицо мамы. Дар речи она начисто теряет. Не хочет верить мне, но помнит же, чем занимается любовь всей ее жизни.

Только дверной звонок спасает маму от истерики, которую я ей гарантирую.

Помня, что за домом следят люди Громовых, я не препятствую маме открыть дверь. Любая подозрительная личность и на километр к нам не приблизится. Хотя появившийся на пороге гость все равно вызывает массу вопросов.

— Добрый день, Елизавета Геннадьевна! — уже хорошо знакомый мне голос лучится бодростью.

— Здравствуйте. Мы с вами знакомы?

— Возможно, вы меня не помните. Я и сам только сегодня понял, почему мне ваша фамилия знакома. Я Тимур Беркутов. Еще когда я был мальчишкой, вы работали у Громовых…

— Тимур! — оживает мама, впуская его в квартиру и закрывая дверь. — Конечно, я вас помню. Глазам не верю. Сколько лет прошло.

Пока мама радостно вспоминает, как Тимур после школы болтался у Громовых, расспрашивает про его брата и как у них обоих жизнь сложилась, я лихорадочно соображаю, что вообще принесло к нам майора. Ладони от ужаса потеют, и пальцы дрожат.

— Чаю, кофе? Пообедаете? — гостеприимно приглашает его мама к столу.

— Нет-нет, спасибо. Служба. На самом деле, я приехал поговорить с Екатериной.

Черт! Он знает, что я дома!

Отставив йогурт, набираю в грудь побольше воздуха и выхожу из комнаты. Майор с победным выражением лица, будто вытянул выигрышный билет, встречает меня довольной улыбкой.

— Мам, позвони,

пожалуйста, Соньке. Если она не на смене, пусть придет. Поболтаем.

Сообразив, что тем самым я прошу маму оставить нас с Тимуром наедине, она уходит на кухню и закрывает дверь.

— Проходите. — Я указываю майору на гостиную. — Как же вас пропустили-то?

— Ваш КПП мне не страшен, — улыбается он, входя в гостиную и разглядывая простенький интерьер. — За что вас так охраной окружили?

— Я невеста Антона Громова. Это логично. У него много врагов и недоброжелателей. — Я сажусь на диван и расслабленно кладу ногу на ногу. Нельзя показывать майору свое волнение. Спалюсь. — А вы с лекцией о последствиях за ложные вызовы?

— Вот когда сделаете ложный вызов, тогда и проведу лекцию, — подмигивает майор и переключается на разглядывание маминых статуэток — фарфоровых кошек. — У меня было достаточно времени, Катерина, чтобы собрать картинку воедино. Вот что я думаю: вы совершенно случайно проглотили кольцо, предназначенное другой, а в страхе за свою жизнь согласились стать невестой Антона Громова. Так?

— А вы у Инессы спросите. Она наверняка знает правду, — язвлю я.

Беркутова больше не интересуют статуэтки. Он нацеливает все свое внимание на меня, медленно подходит и, сев рядом на корточки, как-то по-братски тепло берет мои поледеневшие пальцы в свои ладони.

— Катя, — говорит, глядя в глаза, — у твоей бабушки сейчас наш агент под видом соцработника. Здесь я. Если тебе угрожают, скажи сейчас. Я даю последний шанс тебе. И себе.

Я хмурюсь, не понимая, о чем он.

— Дело с Громовыми затянулось. На меня давят сверху. Если я не прекращу, меня лишат погон. Полковник выдвинул последнее предупреждение.

Пять дней назад я мечтала о такой возможности. Выдала бы Антона со всеми потрохами. Сейчас же смотрю на майора и признаюсь самой себе, что полюбила того дурака со всеми его недостатками. Нутром чую, что он может измениться, отречься от соблазнов власти. И шанс я хочу дать ему, а не нам с майором.

— Извините, но я ничем не могу вам помочь. — Вытягиваю свои пальцы из мужских рук. — Я люблю Антона, и скоро мы поженимся.

Беркутов секунду сверлит меня взглядом. Скорее всего, мое решение поставит крест на его карьере или подпортит репутацию. Но о нем я хотя бы не буду сожалеть.

— Если у вас больше нет вопросов, позвольте мне отдохнуть.

Вздохнув, майор встает. Глаз не отводит. Ждет, надеется. Но не получив желаемого, выходит в коридор.

— Бандиты бывшими не бывают, Катерина, — говорит мне на прощание, обуваясь. — Вы могли остановить неминуемое.

Открыв дверь, сталкивается с Сонькой и замирает. Ступает вправо, она туда же. Влево — то же самое. Пока, наконец, не хватает мою растерявшуюся подругу за плечи и не отодвигает, чтобы пройти.

— Ого, какой мужик! — констатирует Сонька, проводив его спину взглядом. — Как медведь.