Три дня, три звонка
Шрифт:
– Это чепуха, чепуха, к вечеру это у меня часто бывает. Чепуха. Было бы странно, если бы не было. С восьми часов лекции плюс практические занятия. Если бы меня спросили, как я представляю
Достаточно было прикоснуться к полузабытому слову "дипломник", и я представила себе, как он входит, неся под мышкой в аккуратной папке свое будущее. Мои четыре часа, теперь уже три, уйдут на дело высшего образования.
– Вот он звонит. Прошу, - это ему, розовощекому лодырю, хриплым, но радостным голосом.
– Видишь, он уже тут, - это больным, иссякающим шепотом мне.
– Ничего не попишешь. Давай свои московские координаты. Буду в Москве, обязательно позвоню.
"Обязательно позвоню" переводится "не позвоню".
Обида моя тут же явилась, и была она сегодня не нахальная, а серьезная, грустная.
– Не устраивай, пожалуйста, трагедий, - сказала я ей.
– Постарайся без нервов,
Так окончились три дня. Три звонка...
Перед самым уходом из гостиницы я позвонила Гале, она была единственным человеком, которого удалось не потерять. Моей заслуги в том не было, я бы и ее потеряла, но она не потерялась.
Я просила ее не приезжать на вокзал, не провожать.
– Какой вагон?
– спросила Галя.
И вскоре возникла у поезда с веником багульника, цветущего слабыми крепдешиновыми цветочками.
Галино широкое лицо сельской учительницы-красавицы в очках мелькнуло последний раз в окне, поезд легко взял с места и покатил легко. Шестьсот километров - это совсем немного, если знать, что и предстоят шестьсот.
Поезд шел, даря пассажирам ночь, передышку, состояние невесомости. Даря возможность о чем-то подумать, что-то понять. Поезд шел и соединял разбросанные части воедино.
В купе багульник стал пахнуть малиной, сосной, кувшинками, корюшкой, дождем, морем.