Три дня в Бергамо
Шрифт:
– Кстати! – со смехом вспомнила она. – Габриэль при первой встрече тоже подумала, что я кокотка. Она сказала, что я слишком хорошо пахну для порядочной женщины.
Он не рассмеялся в ответ, потому что не мог отвести взгляда от ее губ.
– Это все книга, – она легонько стукнула его томиком «Наслаждения» в грудь, и он вздрогнул. – Это не я.
И невинно улыбнулась.
***
И вот после нескольких месяцев знакомства, смерти мужа при невыясненных обстоятельствах,
Властный на людях, Луиджи вел себя наедине с Эльзой совершенно иначе. Он был мягок, покорен, почти подобострастен, все время спрашивал себя, насколько ей интересно то, что говорит он, и порой почти не разбирал смысла того, что отвечала она. Она встречала его откровенные взгляды безо всякого смущения, даже как будто разворачивала себя навстречу этим взглядам, подавала себя – но и только.
Но сейчас он не думал о любви Эльзы, он думал о подозрительном типе, говорящем с немецким акцентом.
– Я собираюсь пойти в полицию, – сказал он в спину сидевшей у трюмо Эльзы.
– Да? – откликнулась она. – Зачем же?
– Мне не нравится этот субъект. Не нравится, как он смотрел на нас.
– О, дорогой.
Опять эта усмешка. Вечная усмешка.
– В конце концов, – он поднялся с тахты, – мы на грани войны, и я не желаю…
– Луиджи, – она уже стояла перед ним, облаченная в шелковый китайский халат на голое тело, почти облепленная им, – ты такой важный! Шейный платок…
Она погладила его по груди.
Его сердце учащенно билось, он почти задыхался. Он потянулся к ее груди, Эльза нежно, но уверенно отняла его руку, повлекла ее вниз и коснулась возбужденного естества.
– Ох, Эльза, – только и смог вымолвить он, прижимая ее руку, не давая отнять ее.
Она посмотрела на него серьезно и пристально. Он разжал пальцы. Рука Эльзы совершила несколько движений, и Луиджи упал головой к ее плечу.
***
На ужин подавали салат Капрезе, казончелли и телячью лопатку. На столе поблескивали несколько бутылок местного вина и кувшин с водой. Перед ужином Антонио предложил гостям по коктейлю. Луиджи и Эльза избегали смотреть друг на друга, но от сладкого вермута с красным биттером не отказались. По лестнице сбежал свежий, радушный, слегка всклокоченный иностранец.
– Я не успел представиться, – добродушно сказал он, подходя к Луиджи с поднятой в локте рукой и раскрытой ладонью, – вы Луиджи, это я помню. Я Эрих. Эрих Вальден. Коммивояжер.
Луиджи с неожиданной для себя готовностью ухватился за протянутую руку:
– Приятно наконец-то познакомиться, синьор Вальден. Вы неплохо говорите по-итальянски.
– Я из Триеста, – улыбнулся Эрих.
Луиджи почувствовал, как остатки враждебности испаряются. Эрих, все еще держа его руку в своей, перевел взгляд на Эльзу:
– Синьора?..
– Эльза
Луиджи невольно хмыкнул. Эльза посмотрела на него уничтожающе.
– Синьор?..
Луиджи обернулся. Перед ним стоял хозяин гостиницы, толстяк с изрядно полысевшей головой, лет пятидесяти.
– Вы Джузеппе, да? – припомнил он.
Антонио закашлялся, проходя мимо. Австриец бросил на него беглый взгляд.
– Какая честь, синьор! – засуетился хозяин. – А я тут, знаете, отъезжал… по делам. Надеюсь, Антонио все сделал…
– Антонио молодец, – улыбнулся Луиджи. – А что ваша очаровательная жена?
– Нездоровится, – толстяк вытер пот со лба. – Что-то подхватила, ваша свет…
– Так, – Луиджи сжал руку толстяка. – Это лишнее, Джузеппе. Займитесь десертом.
И перевел взгляд на Эриха, но тот уже разговаривал с Эльзой.
– Дуче, конечно, много сделал для кино, – говорила Эльза, – но не будем преувеличивать его роль. Во Франции нет Муссолини, а кинематограф есть. И опережает итальянский лет на десять.
– Мне больше нравится американский, – возразил Эрих. – Хотя на самом деле он итальянский. Кто такой Капра? Бедный сицилиец. Вы смотрели «Это случилось однажды ночью»? Милый фильм, правда?
– Забавный.
– Вы были в Америке? – он поднял глаза на Эльзу.
– Пока нет, – улыбнулась она, – смотрела в Венеции.
– Сладкие сказки, – вмешался Луиджи, присоединяясь к ним и придвигая тарелку. – Стоило бежать с Сицилии, чтобы снимать слащавые историйки про немцев и англосаксов. Это даже комично – что бы ни снимали в Голливуде, неизбежен happy end. По крайней мере, мы лишены таких ограничений. Но я согласен, итальянский кинематограф сегодня – это мертвецкая.
– Если бы ты снимал фильм, – спросила Эльза, – какой бы сюжет ты выбрал?
Эрих вопросительно поднял брови, держа в руке бутылку с «Nino Negri». Луиджи кивнул. Взял бокал. С наслаждением покатал вино на языке.
– Я бы снял фильм про обычных людей. Без фальши, без happy end, без грима.
– Обычных – это каких, дорогой? – спросила Эльза.
– Да тех же сицилийцев! Тех, кто трудится. Страдает. Рыбаков юга. Я бы снимал в хижинах, в лодках, чтобы…
Хохот прозвучал как взрыв. Луиджи вздрогнул. Даже хозяин выглянул из кладовки.
– Простите, – это хохотал Эрих, – простите, друг мой. Но это очень смешно! Вы! Про рыбаков!
Он снова расхохотался.
Эльза улыбнулась.
– Готов поспорить, – сказал Эрих, смахивая выступившие слезы, – что фильмы про красивых и богатых вам будут удаваться лучше.
Луиджи поморщился.
– Но! – Вальден заметил это и предупредительно поднял вверх палец, – при этом очень несчастных!
Луиджи смущала манера австрийца высказываться, что-то было в его откровенности не откровенное, какое-то двойное дно, издевка. Но при этом он не давал собеседнику формальной причины чувствовать себя задетым. Эльза же была непривычно молчалива, возможно, из-за случившегося недавно. При мысли об этом Луиджи почувствовал, как его лицо заливает краска. К счастью, в зале горели только свечи.