Три дня в Шадизаре
Шрифт:
— Не получится. Ассасины не из тех, кого можно взять живьём. Я, конечно, полностью поддерживаю идею сообщить сатрапу лично, но…
— Но — что?
— Знаешь, как можно убить ассасина? Во время выполнения заказа. В истории Шадизара никогда, ни разу не было иначе. Только во время покушений их убивали… время от времени. И я не помню, чтобы при этом погибло менее двух человек.
— Включая жертву?
— Помимо жертвы, — неумолимо отрезала Кира, — только в одном случае человек, на которого покушались, спасся. Эти убийцы берут очень много за свою работу и очень хорошо её делают. Честно
— Двинул ему сапогами в грудь, когда он сбил меня с ног, — хмыкнул Даркл, — видимо, ассасинов нечасто нанимают, чтобы убить уроженца северных гор, иначе количество спасшихся жертв было бы побольше, равно как и количество убитых убийц. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что когда я сломал ему пару рёбер и швырнул через всю улицу, он снова собирался атаковать. Я не знаю, почему он внезапно сбежал. Даже не представляю. Впрочем, хватит о них. Нам нужен этот проклятый дневник! Вы же перебрали почти все! Ксардас, подумай ещё раз, где бы твой учитель мог его спрятать?
— Я бы спрятал среди других книг и замаскировал бы. Ну, скажем, под тетрадь с записями чего-то другого.
— Хм… Хорошая мысль, только как разгадать эту загадку… Тут книг и тетрадей, я смотрю, пропасть. Давай так: это не тетрадь с магическими записями, так как вор–маг, от которого, собственно, спрятано, заметил бы липу. Может, рецепты? Слушай, а что вообще твой учитель записывал?
Ксардас призадумался:
— Ну, он вёл учёт разных компонентов для эликсиров, так как делал их немало и самых разных, и компоненты иногда были очень редкими и труднодоступными. Ещё часто записывал разные заклинания, выученные у других и ещё очень много своих собственных. Учитель любил ставить эксперименты, хотя из сотни его заклинаний работала пара–тройка. Сам понимаешь, создать новое заклинание, которое лишь капельку отличается от исходного — жуткий труд, приходится ставить по нескольку сотен опытов.
— А ещё?
— Все. При большом количестве знаний и книг ничего больше не требуется.
— А письма? Переписка? Хозяйственные записи? — с надеждой спросил Даркл.
— Никаких писем. А всю бухгалтерию вёл я: учитель считал, что подобные вещи ниже его достоинства…
— Вот оно! То, куда маг не заглянет — это гроссбух! Давай-ка его сюда!
Ксардас вышел и вскоре вернулся, неся замызганную и потёртую тетрадь в твёрдом переплёте.
— Пожалуйста, но тут только мой почерк. Можешь убедиться.
Эдил пролистал тетрадь с начала до конца и везде видел только почерк Ксардаса и только бухгалтерию.
— Хотат и Хотли! Может, он спрятал в обложке? Ну-ка, посмотрим… — он перевернул книгу вверх ногами и попытался открыть, но не тут-то было! Книга категорически не желала открываться сзади. Тогда Даркл открыл её как положено и снова увидел хозяйственные записи. Переворот — и книга снова напоминает монолитную доску.
— Замок! — осенило Ксардаса, — магический замок! Дай-ка я!
Книга, казалось, только и ждала, когда пальцы Ксардаса коснутся её переплёта. Она открылась легко и беспрепятственно, являя удивлённым взорам искателей убористый текст, написанный рукой Моллариса.
— Дневник найден! — возликовал Ксардас и побежал звать Геглаша. Тот пришёл, позевывая,
— Это шифр, — сказал Геглаш через минуту, — да ещё и очень оригинально запрятанный: если открыть книгу с другого конца, вместо бухгалтерии появляются записи… Так, написано на архернике, но это не археронский язык и не какой-либо другой, известный мне. Все знаки сгруппированы в слова по семь в каждом. Кто-нибудь знает язык, в котором все слова имеют семь букв? Я так и подумал. Боюсь, тут придётся поломать голову.
Тут Даркл вспомнил о своих похождениях и коротко пересказал их присутствующим, опустив все детали, связанные с Куарадой. Геглаш подозрительно нахмурился:
— Синий огонёк, говоришь… Что-то знакомое… Вероятно, феномен вроде блуждающих огней, только неприродного происхождения. Дай-ка сюда этот листок!
Геглаш изучил пергамент и с сомнением сказал:
— Я не уверен, что это не совпадение — листок и огонь на одном дереве. Может, тут и есть какая-то связь, но я понятия не имею, что с этим делать. Как по мне — просто кусок пергамента…
– …Неизвестно для чего перевязанный верёвкой, — поддела мага Кира, — давайте лучше я посмотрю. Хм, это писчий пергамент, и притом не из дешёвых. Сейчас посмотрим, что это.
И она принялась копаться в своей сумке, доставая разные бутылочки с непонятного назначения жидкостями внутри.
Даркл же уселся в удобное кресло у камина, который кто-то зажёг во время его отсутствия, вытянул ноги и прикрыл глаза. Как хорошо просто посидеть, расслабившись, у огня! Особенно человеку, который не спал уже почти сутки и успел за это время принять участие в рукопашной схватке, погоне по крышам, исходил да исколесил едва ли не полгорода, затем наведался к подружке, что тоже отдыхом не назовёшь, а под конец ещё и едва не стал жертвой смертоносного ассасина. Да, неспокойный выдался денёк! Глаза северянина сами собой закрылись.
Десять минут спустя его разбудил торжествующий голос помощницы.
— Сделано, — не без нотки самодовольства сказала Кира, — это невидимые чернила, проявляются при нагревании, если, конечно, наперёд знать об этом. Мне пришлось пойти другим, более длинным путём.
— И что там написано? — сон Даркла как рукой сняло.
— Только название улицы, номер дома и время… Улица Шести Кабаков, дом три. Это в районе между трущобами и респектабельными кварталами, далековато отсюда. Время указано — сразу пополудни. Не знаю, что бы это могло значить.
Он взял у помощницы листок. Ему сразу бросилось в глаза, что почерк весьма изящен и аккуратен, две строчки шли параллельно, как будто под линейку были написаны, и разительно отличались от почерка самого Даркла.
— Писал кто-то, кто пишет часто и много, — заметил он вслух, — либо учился у хорошего учителя, причём с детства…
— Школы доступны только богатым детям и тем, кто достаточно одарён для государственной службы, — сообщила Кира.
— Например?
— Например, дети, имеющие склонность к какому-либо роду деятельности, как-то: писцы, чиновники, помощники эдилов, наконец… Ну и которые, естественно, согласились отработать на своём поприще двадцать лет.