Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
– Найди Аслахана, Петя, найди сейчас же... Хорошев меня интересует. Валентин Матвеевич. Не будет нам покоя, Петя, пока он в засаде сидит. Он, блядь такая, как рысь, следит за каждым нашим шагом!.. Ты даже из дома-то сейчас выходи с опаской, Петя. Накинется, сожрет, а потом и до меня доберется. Поговорить с человеком нужно, убедить, что нельзя так вести себя. И ты не бойся, Петя, что спросит тебя кто за это. Валентин Матвеевич сам себя вне закона поставил. Не враг его в спину толкал, сам дорогу выбрал. А за все в этой жизни ответ держать нужно. Рисковое это дело, Петя, разговор с беспредельщиком, но не вижу я иного пути, чтобы дело наше до конца доделать. Самому страшно, а что делать? Нет другого выхода.
– Такие дела, Вадим...
Закончив
Выполняя просьбу Хорошева, Антон старался не ради него, а ради той цели, которую Седой, сам того не понимая, поставил перед судьей. Сейчас любой иностранец, прибывший в Тернов, становился потенциальной жертвой. Единственная цель, которую преследовал Валентин, прося Струге узнать о прибывших чужеземцах, это выяснить, кто из них может реально являться партнером Полетаева по сделке с картиной. На кону стояло несколько миллионов долларов, и Хорошев не хотел рисковать.
Подсказав Антону ответ на многие вопросы, Хорошев, несомненно, ошибся. Но откуда он мог знать, что Антон Павлович, хоть и не по своей воле, вынужден «вести» его и контролировать каждый его шаг? Именно это давало гарантию, что пленка не станет достоянием общественности! Но Седой даже не догадывается о том, что его в ресторане «Садко» писали аж с двух сторон!
Итак, результаты поиска, к которым, используя свою, гораздо более могущественную власть, подключился прокурор, лежали на его домашнем столе в виде записей, сделанных быстрой рукой Струге. Проконтролировать железнодорожный вокзал на предмет прибытия на него иностранных граждан – глупая затея. Гораздо проще проконтролировать гостиницы, в которые эти граждане вселятся по прибытии. После масштабной по объему, но очень скоротечной по времени проверки выяснилось, что за три последних дня ни в аэропорт, ни в гостиницу не прибыло ни одного иностранного гражданина с частными задачами. И это было на самом деле удивительно, потому что Хорошев с присущим ему энтузиазмом дал судье понять, что в городе существует человек, готовый совершить с Полетаевым сделку, предметом которой является «Маленький ныряльщик» Гойи. Хорошев не старался маскироваться, будучи уверенным в том, что Струге никогда не возьмет в толк его истинные цели. Ошибся. Для Струге его устремления были совершенно очевидны.
А теперь нужно связываться с «федералами».
– Сам позвонишь? – спросил Вадим.
– Меня мутит от их уверенных рож... – признался Струге и покривился.
Пащенко позвонил сам. Не успел прозвучать первый гудок, как на том конце вошли в связь.
– Это Пащенко. Ваш опекаемый ищет в городе ту же связь, на которую вас вывел Маркин. Местонахождение этой связи вашему опекаемому на данный момент не известно. Контакт прочный, опекаемый в доверительных отношениях, ведет себя открыто и уверенно.
– Это все?
– Могу румбу с разноцветными мочалками сбацать.
Связь отключилась, Пащенко бросил трубку на диван.
– Уроды моральные. Кем они себя вообразили? Я таких в детстве бил и обеденные деньги отбирал.
– Вот поэтому ты прокурором стал, а они «шифруются».
Вздохнув, Антон поднялся и устало потянулся.
– Поеду я домой, Вадим. Жена пока терпит, но вскоре и она не выдержит. Заберет
– Ну, у твоей тещи она долго не протянет, – возразил Пащенко. – Вернется, она без тебя жить не может. Она любит тебя, Струге...
Кажется, судья впервые в жизни стал свидетелем того, как Вадим себя пожалел. Собственно, и сказать-то на это было нечего. Да, Саша любит Струге и никуда от него не уйдет. Да, Пащенко один, и вряд ли в этом есть его вина. Среди тысяч тех, кого он видит перед собой, он ищет одну, которая смогла бы стать для него всем. Похожую на ту, к которой сейчас так торопился судья. А другая, что Вадим ищет уже много лет, пока ему не встретилась.
Все всегда приходит вовремя к тому, кто умеет ждать...
Глава 9
Антон, боясь пошевелиться, держал на плече голову Саши и смотрел вверх, в невидимый потолок.
Ночь была настолько темна, а Струге лежал так долго, что казалось – он на дне пропасти. И эта пропасть настолько глубока, и рассвет столь не близок... Если бы не Саша, спокойно спящая и умиротворенная близостью любимого человека, впору было представить себя даже под землей. То, что еще вчера было рядом и чем Антон жил, превращалось в мираж, отдаляющийся по мере того, как к нему приближаешься. Прошла неделя отпуска, и она была гораздо тяжелее, чем любой из месяцев напряженной работы. Все началось с приятных посиделок в ресторане, когда судья впервые в жизни нарушил зарок никогда не появляться на людях при обстоятельствах, которые можно толковать двояко. Он ошибся впервые за десять лет службы, но этого «впервые» хватило для того, чтобы поставить свое будущее под большой вопрос.
Осторожно вытянув из-под головы жены затекшую руку, Антон хотел перевернуться на бок и уснуть, однако скоро стало ясно, что сон и он в эту ночь находятся в разных углах спальни. Медленно встав с кровати, Струге накинул на плечи халат и выбрался на кухню. Теперь оставалось лишь поплотнее прижать кухонную дверь, чтобы до Саши не донесся клокот чайника и запах сигаретного дыма.
Нет пытки хуже, чем пытка бессонницей. Ворочаться в постели и думать лишь о том, чтобы поскорее пришло забытье, невыносимо. Вдвойне тяжелее, когда желающий уснуть мозг терзают мысли о завтрашнем дне. Рассматривая узор на обоях, которые они с Сашей клеили четыре месяца назад, когда все было спокойно и размеренно, судья вдруг подумал о том, что ничто на свете не может стоить ладной жизни. Ни эти гонки, в ходе которых он постоянно пытается доказать всему миру существование своей истины, ни продолжающийся бой с Лукиным, где он не может позволить себе прогнуться и размякнуть, ни... Ни сегодняшняя ночь, когда он, лежа рядом с любимым человеком, думает о том, что будет делать завтра. Что случится завтра? Должен ли об этом задумываться честный человек, находящийся в отпуске? Все, что уже целых семь дней должен был делать Антон Павлович, это ловить окуней на Белом озере, встречать зорьку на берегу пахнущей сыростью реки... И еще ходить в поселок за газетами, чтобы, вернувшись в город, не попасть в незнакомый мир, поставленный с ног на голову реформами ЖКХ, УК, УПК и МВД с таможней.
И все! Он не должен размышлять, глядя на эти обои, выбранные Сашей в ГУМе, где находится Седой, предугадывать тему завтрашнего разговора с ним рябого и рассуждать о том, какую гадость опять затевает Лукин, поняв, что попытка с Валандиным провалилась. Зачем ему, здоровому, умному мужику, вставать в три часа ночи с постели, пить этот чай и насыщать уже почти развеявшийся над городом смог своим сигаретным дымом?! Он целую неделю упрямо занимается тем, чем заниматься не хотел, а то, к чему он тянулся, казалось недоступным и преждевременным. Струге уже давно не желал себе сверхъестественного счастья. Он был бы рад, если бы его просто оставили в покое и не мешали работать. Что с того, что он сидит в компании с Седым и пьет коньяк?! На пленке ведь нет кадров, где он помогает ему набивать пулеметную ленту патронами! И на ней не видно, как они с Хорошевым, уединившись в туалете, вгоняют себе в вену дозу из «баяна»! И денег он, судья, от Седого не принимает!