Три фальшивых цветка Нереальности
Шрифт:
— Этого мы не обговаривали. Но я хотел посидеть на скамеечке у памятника Взорвинскому. Помнишь такого?
— Писателя? Помню, конечно.
— И я откуда-то помню. Странно, ведь книг я не читаю, — не до того.
Я улыбнулся. Вельзевул улыбнулся в ответ.
— Кстати, — с запозданием спохватился я, — сколько сейчас времени? Встреча назначена на 12.
Потом вспомнил, что в фон встроены часы. Я посмотрел на экран, Вельз сделал то же самое, и мы в унисон воскликнули: «Чёрт!».
— 11:54! Вряд ли те чуваки найдут
— При…
Я нажал «Сброс». Сунул фон в карман, сполз с кучи — под возмущённые крики её обитателей. А может, и её самой.
— Сорри, если кого придавил.
И бросился в тёмный коридор.
Я минут пять плутал — бегал, носился как угорелый — по канализационному лабиринту, но всё-таки нашёл лестницу, забрался по ней, отодвинул люк и, покинув неизменный смрадный мрак канализации, выбрался наружу. Купол немедленно обдал меня волной жаркого, но словно бы стеклянного света. Стеклянного и какого-то прозрачного, безразличного ко всему. Пекло стояло прежнее, но в нём не было таких чувства, страсти и напряжения, как вчера. Жара морила вас будто по обязанности: она знала свою задачу, хорошо с ней справлялась, но ей нужен был выходной.
Посиделки на куче отходов чуть не стоили мне обоняния. В носах словно вымерли все рецепторы. Я втянул индустриально-магический запах Ада. Загрязнения, пыль, различные выделения… нет, я все их чувствовал, а значит, мои носы в целости. Надо только дать им небольшую передышку.
Я отряхнул одежду — скорее от нечего делать: бесполезно пытаться сбить грязь, если она пустила в вашей футболке корни или вцепилась когтями в ботинки, или светло-жёлтой аурой обволокла шорты.
В Воробьином парке было немного посетителей. Я подошёл к палатке, попутно распугав адцев своими видом и запахом. Не всех, конечно. Это Ад — тут и не таких страшилищ видали.
— Малиновое, пжалста, — сказал я продавщице.
— Сколько шариков?
— Три.
Я положил на прилавок души. Струйки запаха отделились от монет и поползли к небу, другие потекли и полетели.
Пожилая, добротных размеров ремон и ца не повела бровью (бровей у неё не было) — взяла души, дала сдачу и рожок с тремя шариками.
Я вгрызся в первый.
— Пашиба.
Дошёл до скамейки, плюхнулся на неё. Проглотил мороженое. Откусил ещё.
И, когда часы показали ровно 12:01:38, кто-то положил конечность мне на плечо.
Я поднял взгляд и, жуя вкусное малиновое мороженое, увидел пустые глаза «парня в шляпе».
— Пойдём.
— Нет уж. Вы опоздали, так что, пока я не доем мороженое…
— Или ты пойдёшь, или твой друг потечёт, когда мы превратим его в лужу бессполезной эктоплаззмы.
— Убедительный аргумент, да? [Ам.] Щаш, щекундощку.
Жуя мороженое, я встал и в компании двух «парней»,
— На. — Второй протянул мне «кляксы». — На этот разз ссам глазза ззалепишь.
Какой лентяй, не хочет делать свою работу.
Я доел мороженое и облизывал пальцы.
— Прости, брат, но у меня руки грязные.
Наверное, я сказал это без должного уважения, потому что Второй вдруг разозлился. Он шмякнул мне на лица «кляксы» и втолкнул меня в мобиль. Хлопнули дверцы, астматически затарахтел двигатель, и драндулет… мм, помчался по дорогам Ада.
Любой другой на моём месте, наверное, рассуждал бы о том, что его ждёт, но я ведь ничего не мог изменить. Совсем ничего.
Я попал в водоворот, и меня затягивало всё глубже…
Всё повторилось.
Выбоины на дорогах. Играющее радио. Мобиль-балабола, страдающий всеми техническими недугами. Мрачные «парни в шляпах»: один за рулем, другой рядом со мной.
Развалюха останавливается. Издаёт громкое «БДЫЩ!». И как она не рассыпалась на части?
Дверца открывается. Я вылезаю. Ничего не вижу.
И опять старое, погружённое в темноту здание.
«Кляксы» снимают.
Летающие светильники зажигаются.
И я вижу внушительную фигуру, очень толстую и очень высокую. Словно бы пустоту, заключённую в полупрозрачную оболочку. Это Оно. А рядом с ним — Здоровяк, который умеет поглощать материю своей плотью.
Первый и Второй подпирали входную дверь — справа и слева, как будто ей это было нужно. И сверлили меня глазюками, в которых нельзя прочесть ни единой эмоции.
Оно смотрело на меня грозно и презрительно, как царь на своего слугу. Здоровяк ехидно ухмылялся, скрестив ручищи на груди.
Я тоже скрестил ручищи на груди.
— А где твоя армия, Большой Б.? — спросил я. — Не боишься без охраны гостей встречать?
— А ты всё так же говорлив?
— Это от страха, ты же понимаешь.
Оно двинулось на меня. Я отшатнулся. Оно же думает, что я Его боюсь.
— Ха-ха. Не пугайся, пёс. Пока тебе ничто не угрожает.
А Оно всё ещё говорит штампами, причём теми же самыми.
— Я бы присел. Стульчика не найдётся?
— Принеси ему стул.
Последние слова были обращены к Здоровяку. Он хмыкнул и на время покинул нас, а когда вернулся, мы с Ним всё так же соревновались в гляделки. Я поддался, и Оно уверилось в своём превосходстве. Давай, родное, это-то мне и нужно. Ты будешь считать, что ты — победитель, а я нанесу неожиданный удар.
Оно и Здоровяк были довольны. Пока всё идёт неплохо.
Здоровяк подтолкнул ко мне стул. Тот выпустил шестерёнки, согнулся, приняв обтекаемую форму, подъехал, распрямился. Шестерёнки втянулись обратно в ножки. Я сел, закинул ногу на ногу.