Три французские повести

Гренье Роже

— Очень уж я рад тебя снова увидать, парень!

— Я тоже, мсье Ратинье.

— Зови меня просто, без мсье… Без всяких там церемоний. Раз я тебе в дедушки гожусь, это еще не причина каждый раз присобачивать мне «мсье» длиной в три фута!

На что Диковина ответил безмятежным тоном:

— Мы с вами ровесники, мсье Ратинье.

Глод нахмурился.

— Ты что же это, дружок, из меня дурака делаешь?

— Клянусь, нет! Мне тоже семьдесят, как и вам, мсье Ратинье, но на Оксо мы, так сказать, почти не меняемся с самого начала до самого конца. У нас незачем менять внешний вид.

Тут

Глод обратился к своему новоявленному дружку, который походил на младшего из его сыновей.

— Ясно, незачем, — вздохнул он, — но нашего мнения не спрашивают, раз надо — значит надо. Кстати, выходит ты не марсианин вовсе?

— Я оксонианин.

— Если тебе нравится оксонианцем быть, я не против. Хорошие люди повсюду есть, я это всю жизнь твержу. Хочешь стаканчик? Это значит стаканчик красного винца.

— Я понял, мсье Ратинье. Это слово очень часто встречается в вашем языке. Нет, спасибо, я не выпью стаканчика.

— А почему это? Вас тоже заставляют на дороге в такую штуковину дуть?

— Нет, не потому. Наш организм не приспособлен к алкоголю. А ведь ваш стаканчик — это алкоголь.

Глод огорченно поморщился.

— Н-да, об этом часто говорят, много об этом рассказывают. Может, какая правда в этом и есть, но только не вся правда. Так или иначе, у вас, видать, не одни только преимущества перед нами. Верно, вы не так скоро стареете, зато и веселитесь не часто.

Диковина холодно возразил:

— Мы не веселимся, как вы сказали. Вообще не веселимся.

— Да разве это жизнь! — воскликнул возмущенный до глубины души бывший сапожник.

— Верно, не жизнь, — пояснил пришелец, — это наше, так сказать, законное состояние.

— А законы одни только жулики и прочая шваль выдумывают, — яростно взорвался Глод, наливая себе стакан, — странно было бы, чтобы у вас на Луне могло быть иначе.

— Луна от нас очень далеко.

— Это уж как тебе угодно. А по мне, это все чушь собачья.

Смелый образ явно не дошел до Диковины, которого в свою очередь заинтересовала та быстрота, с какой Глод осушил свой стакан.

— Черт побери, — восхитился Ратинье, садясь на стул, — что ни говори, а это куда приятнее, чем получить пинок в зад! Садись, Диковина, у тебя еще пять минут есть.

— Да, — подтвердил гость, садясь по приглашению хозяина. — Времени у меня больше, чем в прошлый раз: тогда я просто вылетел на прогулку, а теперь послан в командировку.

Глод из вполне понятной скромности не спросил у своего гостя, какова ее цель. Теперь, когда Диковина научился говорить по-французски, Глод чувствовал себя в его присутствии чуточку смущенным. Тот уже не был, как раньше, двуногим животным, кулдыкающим по-индюшачьи. Перед ним сидел человек менее фантастический, чем, скажем, Шерасс, и уж наверняка куда более способный, чем какой-нибудь здешний лоботряс. И раз уж он появился здесь, Глод, сгоравший от нетерпения задать ему десяток вопросов, ограничился пока что одним:

— Скажи, Диковина… Тебе ничего, что я тебя Диковиной зову?

— Пожалуйста, мсье Ратинье.

— У тебя, может, какое другое имя есть?

— Нет, мсье Ратинье.

— Вот-то, должно быть, веселье в ваших краях, даже по имени друг дружку назвать нельзя! Впрочем, это ваши заботы. Ах да, скажи,

твоя тарелка работает на меди?

— В числе других металлов такой же прочности и на меди тоже.

— Значит, тогда без той гильзы от снаряда ты не мог бы взлететь?

— Да. Пришлось бы залетать в ремонтную мастерскую, но мне бы за это досталось. Тем более что я не так давно получил права на вылет в пространство. Я трижды заваливал экзамен на водителя тарелки.

Глод, не удержавшись, прыснул, уж больно это было по-человечески.

— Н-да, ты совсем как я, не слишком, видать, головастый!

Эта реплика, очевидно, не смутила Диковину, и он подтвердил:

— Точно… А это значит, что современные тарелки не для меня.

— Что же, есть еще побыстрее, чем твоя?

— Да.

— Воображаю, что же это такое! Прошлый раз я видел, как ты взлетаешь — фррр, и готово!

— Ничего особенного, мсье Ратинье. Я за три часа пролетаю расстояние от Оксо до вас, а это двадцать два миллиона километров. На час больше трачу, чем те, у кого хорошие тарелки. А моя просто кляча!

Понятно, что такое количество перечисленных километров оставило Глода равнодушным, так как он не мог физически представить себе миллиона, нигде не бывал дальше Германии, да и то не по собственной воле. Диковина пригорюнился, и бывший сапожник попытался его утешить.

— Да не хмурься ты! Будет тебе новая тарелка, та, что быстрее музыки!

— Это весьма сомнительно, мсье Ратинье. Похоже, что мне такой не видать. У меня нет нужного числа баллов. И диплома я не получу.

Глод кое-как прикончил второй стаканчик. Оказывается, и они там в небесах получают дипломы! Следовало бы посоветовать Диковине списать задание у какого-нибудь ихнего Луи Катрсу, если таковой там имеется, объяснить ему, что повсюду так делают, но Глод вовремя придержал язык. В конце концов, может, Диковина из доносчиков и растрезвонит по всей Вселенной, что, мол, отрок Ратинье поступил неблаговидно. Не так уж он с ним близко знаком, чтобы признаваться в своих прегрешениях. И все-таки приятно, что есть у них общая точка соприкосновения: оба мучились с экзаменами.

— Я-то знаю, — многозначительно произнес Глод, — что такое аттестаты и дипломы.

Эта фраза явно заинтриговала гостя, и он с минуту молчал. Глод бросил взгляд на стоявший на столе бидон.

— Стало быть, снова хочешь полную порцию супа?

— Если вы будете так любезны, мсье Ратинье, то да.

— Признаться, ты мне на нервы действуешь со своими церемониями, но суп тебе будет. Суп готов, осталось только шкварки поджарить. Сало, вернее сказать. Я ведь говорю по-французски не так, как в городах, не как разные там министры; как они залопочут, половины не поймешь.

И польщенный в своей поварской гордости, спросил:

— А вашим там, наверху, суп понравился?

— Его на анализ посылали.

— Что? Что? — с сомнением в голосе проворчал Глод.

— И нашли, что он вреден.

— Вреден? От моего супа, голубчик, еще никто на тот свет не отправился! Так-то вот! Первый раз в жизни слышу, что мой суп может кому вред причинить! Суп мой им, видите, нехорош! Ну и хрен тогда с вами!

Диковина, улыбнувшись своей неумелой улыбкой, постарался успокоить хозяина.