Три года за полярным кругом
Шрифт:
Вот мы уже поднялись на шестьсот метров, начинается скалистый подъем, сначала по каменистым осыпям, потом по скалам. Цепляясь руками за выступы, мы не без труда карабкаемся кверху и скоро убеждаемся, что все страхи были напрасны. Еще одна скала — и мы на пологом склоне самого плато, на вершине 900 метров.
Вот она, своеобразная картина северной пустыни, голой, однообразной и дикой пустыни Хибинских гор! На протяжении многих десятков верст ровная поверхность, усеянная глыбами неправильно нагроможденного сиенита, ни растеньица, даже лишайнику и мху нет в достаточном количестве, чтобы разложить костер; нет даже воды, и только кое-где, внизу, глубоко между камнями слышится недосягаемое
А какою заманчивою кажется эта равнина снизу! Вы ждете здесь ровных альпийских лугов, на которых отдохнет после утомительного подъема нога. Но не тут-то было. С камня на камень должны вы перескакивать, зорко следя за каждым движением ноги и выбирая место. Часами бродили мы по таким горным пустыням различных вершин Хибинских гор, и одинаково уставали у нас и ноги, и глаза, с напряжением не отрывавшиеся от тяжелой дороги.
О, как хорошо мы изучили эти пустыни: то из маленьких обломков и скал, то из больших глыб, где нельзя пробираться без помощи рук, то из острых краев какой-либо сиенитовой жилы. Тесно связана была внешняя форма поверхности с природою самих пород…
Так шли мы по склонам каменистого Кукисвумчорра, выискивая себе место для ночлега и ориентируясь среди вздымавшихся вокруг цепей и горных вершин. Сколько при этом неожиданного, как далека наша карта от истинной картины этого дикого ландшафта.
Вот как будто-бы подходящий камень; одна сторона его защищена от западного ветра, к нему можно подвесить брезент и лечь на плоские камни элеолитового сиенита. Недалеко большое снеговое поле, можно достать воды. Как будто-бы недурно, и зная по опыту, что ночлег должен быть всегда заготовлен заранее до наступления темноты, мы энергично натягиваем наши брезенты и налаживаем что-то вроде палатки.
Пока еще светло, пойдем погуляем, пересечем немного плато и подойдем к самым восточным обрывам. Да, вот здесь перед нами открывается новая панорама; далеко на востоке, в дымке вечерних туманов, высятся высоты второго массива Ловозерских Тундр, большое, длинное, серебристое озеро отделяет его от нас, а под нашими ногами, под грозным обрывом в 400 или 500 метров, дикие склоны верховий Тульи, а ниже лесистые пространства ее низовий.
Резкие контуры теней ложатся от заходящих лучей солнца, они еще играют на отдаленной поверхности озера Умпъявра, но у нас уже темно и быстро набегают холодные сумерки.
Рис. 6. Перевал Юкспорлак.
Рис. 7. Умбозерский перевал с главными путями на восток.
Сильные порывы ветра изредка нагоняют отдельные облака, а на юге на вершинах Расвумчорра мне что-то очень не нравятся густые, быстро ползущие тучи.
Хорошо мы знаем эти туманы с юго-востока; неожиданно быстро налетали они с берегов Белого моря, принося нам дождь и пронизывающий туман. Часто смеялись мы над этими ветрами «с южного Белого моря», но гораздо больше любили мы северные порывы, с ясною морозною погодою, может быть со снегом и инеем, но зато с яркими лучами ночных северных сияний.
Быстро темнело, неохотно шли мы к своему камню, собирая минералы и осматривая отдельные жилы. Усталые сели мы на выступ красивой белой жилы из
Но пора спешить к камню-лагерю, сюда мы еще успеем придти [11] .
Забираемся в нашу импровизированную палатку, закусываем холодными мясными консервами и запиваем холодною водою. Закутываемся в теплые канадские шубы и пытаемся заснуть. Но порывы ветра делаются все сильнее и сильнее, слышатся тяжелые капли дождя на поверхности брезента, густые тучи окутывают нас. Температура падает до 4° Ц., а сильный ветер почти срывает нашу палатку, врываясь к нам своим холодным и мокрым дыханием.
11
Это месторождение разыскивалось нами в экспедицию 1922 года, но без результата.
Наступает утро — сырое, неприветливое, в 10 шагах теряется в тумане фигура человека, бешено мчатся тучи, а ветер не позволяет свободно идти. Мы все же хотим быть настойчивыми и выполнить все, что желали. Мы делимся на два отряда, один мы вверяем нашему храброму петрографу, и решаем обойти весь массив вокруг, придерживаясь края обрыва. Оба отряда пойдут в разные стороны и где-либо на севере у обрывов к озеру Кунъявру они должны вечером встретиться.
Медленно и осторожно идем мы вдоль восточных склонов; гигантские пропасти в 400 метров открываются под нашими ногами, клубы тумана то вырываются ветром снизу, открывая нам как-бы окна в глубокие ущелья, то окутывают нас сплошным молоком. Иногда у обрывов лепятся висящие массы снега, а большие глыбы обвалов темнеют черными зловещими пятнами на снежных карнизах.
В этой однообразной пустыне лишь изредка более мелкие россыпи привлекают наше внимание — это поля рассыпавшихся жил полевого шпата с редкими минералами. С трудом следим мы за этими полями, собирая минералы окоченевшими руками, с трудом на ветре и дожде завертывая их в бумагу. Уже темнеет, а обрыв все тянется и тянется вправо, и не видно северного конца огромной столовой горы.
Я поворачиваю свой отряд обратно и не без волнения заранее учитываю, что найти наш лагерь будет не легко. Мы боремся с противным ветром, туман заменяется мелким дождем; с компасом в руках я слежу по часам за нашим движением, присматриваясь в обрывы и стараясь узнать контуры той глубокой расщелины, от которой необходимо резко изменить по компасу направление.
Мы идем все дальше и дальше. Сменяется обрыв крутым каменистым скатом, а затем далее скалистый обрыв…
Я отчетливо понимаю, что потерял направление, что старая карта не отвечает контурам нашей вершины, и не без смущения посматриваю на компас, выискивая верное направление.
Кто не знает в экспедициях этих жутких минут, когда так отчетливо сознаешь всю ответственность, которая лежит на тебе за твоих спутников, когда так необходимо полное спокойствие и хладнокровие! Мне хорошо знакомы эти минуты в холодных водах Хилка в Забайкалье под цеолитовыми утесами Куналея, я их отчетливо ясно помню в долгие дни потерянного пути в Северной Монголии.