–И почему же вы продолжали приходить к ним раз вам так не нравилось? – Спросил я.
–Мой друг звал меня. Мне кажется, что он знал, что дочка положила на меня глаз, поэтому и тянул в это гнездо. Каждый раз, как я говорил ему что не хочу он возмущался "почему ты не хочешь? Когда ты ещё такие приёмы посетишь? Пойдем со мной, а то без тебя мне будет там нечего делать", говорил он, а сам бежал к гостям оставляя меня, почти у самого входа в гостиную. На таких приёмах я чувствовал себя по-особому одиноко, поэтому уходил, как только мой друг совсем забывал про меня, общаясь с приглашёнными гостями.
Он затушил папиросу, которая и так догорала последнее пламя и как-то нежно улыбнулся, смотря в пол, видимо он вспомнил что-то хорошее раз всё напряжение, которое исходило от него на меня прошло.
–Я всегда думал, что не умею общается с людьми, чтобы хоть как-то вливается в их беседы, но как только
я стал отдалятся от своего приятеля и перестал посещать с ним его "элитное" общество, а приходил на открытые встречи, разного рода мероприятия, на которых присутствовали люди совсем другого полёта, не то что гости Глафиры Андреевны, то стал замечать, как легко складываются разговоры о вещах, которые в "элитном" обществе моего друга, попусту игнорировали. На этой встречи я встретил Лидию. Она была приятным собеседником и хорошим человеком, но не более. Она говорила правильные вещи, была красива и образована. Любые наши конфликты она разрешала легко и быстро, да так, что конфликтующие выходили чуть ли не друзьями. Она производила впечатление прекрасного человека, но эта картинка не пользовалась успехом. Да красива, да умна, да она умела поддержать беседу, да она была добра к остальным, но она была одна. Поэтому у неё были всегда такие одинокие глаза, пусть и улыбалась она по-доброму. Я всегда смотрел на неё и чувствовал жалость к этой одинокой душе. В семье у них было три мальчика и одна девочка, она была старшей. Всё внимание уделяли её братьям, а её саму отдали на воспитание к тётке в девять лет. Она жила без знания того, какова на вкус и цвет эта родительская любовь и всегда хотела узнать. Тётка же её была черствой женщиной, хоть и Лидия говорила про неё приятные вещи, та в это время не упускала возможности пустить в её адрес мерзкие шуточки и высказывания. Иной раз я хотел обругать эту ведьму, но знал, что если я это сделаю, то Лидии не поздоровится, да и сама девушка обидеться на меня. Я поверить не мог, как в человеке может уместится столько любви к людям, как в ней. Тетка бранила её за каждую оплошность будь это разбитая чашка или некрасиво написанная буква. Когда я узнавал Лидию всё ближе и ближе, я всё больше жалел её и хотел утешить, я хотел забрать её от этой гнилой женщины подальше, я хотел, чтобы Лидия смеялась, а не только улыбалась. Для меня она была ребёнком, что не получил любви родителей и теперь дарит свои гроши остальным, для которых эта любовь даром не сдалась. Я помню, как она пригласила меня прогуляться возле озера, тогда была весна. Она была одета в тот день намного тщательней чем обычно. Белое легкое платье с кружевом, тщательно уложенная прическа, аккуратненькая шляпка, в тот день она была намного красивее чем во все дни. Я же был в своем обычном и от этого мне стало не по себе. Она заметила это и тихо хихикнула моему смущению. В тот день стояла прекрасная погода, мы гуляли вокруг озера и говорили о вещах, понятных только нам. Мне никогда не было так хорошо, как в тот день. Помню, как по глади озера поползли круги – это спустили лодку. Молодые люди, что сидели в ней громко смеялись, разговаривали и подшучивали друг над другом. Тогда я посмотрел на Лидию и зря я это сделал. Её выражение лица было куда печальным чем когда либо, она смотрела на людей с такой тоской, что от этой боли, что сидела у меня под сердцем, я взял её за руку и повел подальше от пристани и от самого озера, подальше от всего этого. Мы шли так довольно долго, она не проронила ни слова. Когда я остановился, она по инерции продолжила идти и ударилась об меня. Я тут же повернулся к ней проверить всё ли с ней хорошо. Она смотрела на меня такими невинными глазами, почему-то только тогда они показались мне настоящими и живыми. Я смотрел на неё, а она на меня, и мы оба не могли сказать ни слова. Уже вечерело, поэтому я решил проводить её до дому, но она стояла на месте и отказывалась идти. Она позвала меня тогда, чтобы сказать кое-что важное и не собиралась возвращаться домой пока не скажет этого. Помню, как она набрала в легкие побольше воздуха и посмотрела своими светлыми глазами в мои и призналась мне. Призналась, как долго она смотрит на меня, не как на хорошего человека и друга, а как на мужчину, с которым хотела бы связать свою жизнь. Мои слова не передадут то, как она говорила это, я лишь сказал то, что понял, а не то, что она сказала мне тогда. Её слова были намного сильнее моих банальных, что говорит каждый, но её… с какой нежностью она говорила их, с каким пылом и честностью. Другие ораторы по сравнению с ней дети и не могут донести мысль так, чтобы люди прониклись к ним, а она могла. Когда она закончила и ждала моего ответа, я сказал ей "иди домой" и пошел вперёд не дожидаясь её. Я не знаю пошла ли она тогда за мной или нет, но в моей голове было так пусто, а в душе
всё ликовало и в тоже время, что-то меня волновало, будто что-то сломалось, но я этого не признавал. Я не помню, как пришел домой и что со мной происходило в этот момент, казалось, я был пьян в тот вечер. На утро я проснулся в своей комнате и было мне так хорошо, как небывало никогда. Всё утро я напевал песенки, от которых становилось ещё веселее. Всё утро и тот вечер я вспоминал Лидию и её признание и от этого возникало теплое чувство, но как только я переходил к воспоминаниям о том как я послал её домой, всё сжималось, будто я сделал что-то неправильное, но ещё не понимал этого. Собравшись, я отправился по своим делам, как вдруг на пороге моего дома возник мужчина с письмом в руке. Он спросил меня "знаете Мазурову Лидию Григорьевну?" я отвечаю, что знаю, а он мне говорит "умерла она, повесилась сегодня утром". И тогда мои ноги подкосились, и тогда я вспомнил её слова, которые теперь сидят у меня до сих пор: «люблю я вас так сильно, что жизнь с другим мне будет хуже смерти, а без вас подобно пытки, что будет длится длиною в жизнь и больше. Я не смогу без ваших теплых слов, поэтому прошу вас будьте вы добры ко мне как прежде». А ведь те мои слова прозвучали так грубо по отношению к ней. Как вы считаете?
Он обратился ко мне с мучительным видом. Он явно ждал, что я смогу оправдать его, хоть и сам уже знал, что это не так.
–Зачем же вы тогда сказали ей эти слова, вместо тех, что она хотела услышать? Как вы могли так жестоко поступить с девушкой?
–Я ведь её не любил. Я хотел, чтобы она поняла это с самого начала. Я не хотел, чтобы она любила безответно, видимо я был слишком резок с ней.
Я хотел выкрикнуть ему, какую глупость он несёт. Как же он глубоко заблуждается в сказанном, но я подавил свой гнев и решил слушать дальше, ругая его про себя. Мужчина встал с подоконника и медленными шагами решил пройтись по коридору.
–Я не пошел на её похороны. Я не видел её в последний раз, я не видел в чем её хоронили, я не видел сколько пришло людей её проводить в последний путь. В тот день у озера я видел её в последний раз, – он вздохнул. – От кого-то я узнал, что её тётка хотела выдать её за кого-то, что бы та принесла хоть какую-то пользу. Именно тогда я и решил отправится в поездку, чтобы отвлечься, – он обернулся ко мне в пол оборота. – пройдемте в кабинет, а то здесь довольно-таки шумно.
И вправду, внизу люди не на шутку расшумелись. Смех становился похожим на визг, песни пели всё громче и громче, а гости во всю плясали. Я уже не слышал знакомую мне человеческую речь, я слышал смех и неразборчивое веселье.
Мы зашли в комнату, вдоль стен которой стояли шкафы с книгами по всевозможной литературе, в центре стоял деревянный стол, а рядом находились роскошные мягкие стулья и небольшой диван в углу комнаты. Мужчина сел в кресло, что было задвинуто к столу, я же выбрал место поскромнее, возле стола. Мой собеседник сидел, опершись на руку и смотрел на стол, как могло показаться. Но его взор смотрел куда дальше. Он, не отводя взгляда, продолжил свой рассказ про невесту друга.
–В начале у меня появилась идея разрушить их брак. Я хотел, чтобы мой друг испытал потерю, как и я, когда потерял Лиду, – я посмотрел на него с совсем не понимающим выражением лица. О чем он говорит, разве недавно он не говорил обратное, разве не утверждал, что Лидия его не интересовала вовсе? Он совсем запутался и меня запутал. Но я решил промолчать, чтобы не сбивать темп истории. – В начале я просто интересовался ей как девушкой. Я хотел узнать, какой она человек, чтобы влиться в её круг общения и заполучить себе. Всё шло хорошо. Я очень часто приезжал к ним погостить. Она всегда сидела либо с книгой, либо увлечённая своим вязанием. Мы разговаривали с моим другом именно в той комнате, в которой сидела она. Это выглядело так забавно, мы всегда находились там, где была его жена, мы говорили тогда, когда она была там. Всё это походило на спектакль, который устраивают перед начальством, дабы показать всё самое лучшее. Но как это часто и бывает, она не обращала на это никакого внимания. Вечно увлечённая своим занятием, всегда игнорировала нас, будто мы были частью декора этого дома. Когда мой друг уходил на время и оставлял меня на попечение хозяйки дома, я пытался завести с ней беседы. В начале у меня это хорошо получалось, мы говорили с ней о простых вещах, и она оказалось довольно-таки неплохим собеседником. Я ожидал, что мой друг выберет себе девку под стать ему, но она – она была высокого полёта. Её взгляд, её манера говорить, её осанка, даже её запах говорил о её высоком положении. Почему она выбрала себе в мужья такого человека, как мой друг? Неужто это всё из-за положения? Ну конечно, это брак по расчету, любовью тут и не пахнет, а значит, ему будет всё равно на то, возьму я её или нет.
