Три кита: БГ, Майк, Цой

Рыбин Алексей Викторович

Таких артистов и сейчас полным-полно, существуют они в небольших дешевых клубах, у них есть своя аудитория, которая ходит на все их «протестные концерты», и у них есть свои сайты в Интернете, где они продолжают протестовать уже на вербальном уровне.

В квартире Рыженко остались особо преданные нам слушатели – в их числе были и Троицкий и Дидуров, – и они попросили нас поиграть еще. И мы сыграли всю программу еще раз – и на этот раз получилось действительно очень круто. Витя расслабился и выдал весь свой репертуар без сука, что называется, без задоринки – и вдвоем мы прозвучали великолепно. Где-то есть запись

этого, второго, концерта – хотя и запись первого, которую выпустил «Мороз», иногда сильно меня вдохновляет, хотя «Кино» я практически не слушаю, вернее, слушаю раз в два-три года – по сильной ностальгии.

После этой поездки гастроли в Москве посыпались на нас как из короба – почти каждый месяц мы катались в столицу, и эти поездки стали для нас уже привычной, хотя и скромной статьей дохода.

С наступлением весны проявился и Гребенщиков – наконец официально устроивший нам прослушивание – на квартире у Файнштейна, на Васильевском острове, – для музыкантов группы «Аквариум» и лично для Андрея Тропилло, который должен был принять решение, записывать ли никому не известную молодую группу в студии или не записывать.

Запись в студии была по тем временам совершенно немыслимой роскошью, и, конечно, на взгляд Тропилло (совершенно правильный), музыканты должны что-то из себя представлять – иначе нет смысла тратить на них драгоценное подпольное время звукозаписи.

Цой представлял из себя именно это «что-то», а наш дуэт звучал вполне прилично и необычно – и «Аквариум» вместе с Тропилло решил, что альбом «Гарина» будет записан.

Примерно тогда же Гребенщиков сказал нам, что «Гарин и Гиперболоиды» – это не современное название, что сейчас другая эпоха и Iron Butterfly, Jefferson Airplane и The Mothers Of Invention остались в прошлом.

«Название должно быть броским и хлестким, из одного слова, запоминающееся и крутое», – сказал он. Я согласился, хотя название «Аквариум» всегда казалось мне аморфным и безликим – несмотря на то, что я считаю «А» лучшей группой России и сейчас, а к названию я просто привык.

Лекция про название была нам прочитана на квартире у Гены Зайцева – легенды и «отца» ленинградских хиппи, с которым Гребенщиков приятельствовал.

Цой же над хиппи всегда иронизировал, они были не близки его артистической душе – и правильно, как выяснилось. Я с годами в движении хиппи тоже сильно разочаровался, а Цой вообще никогда их не любил и, будучи в гостях у Гены Зайцева, очень за собой следил, чтобы не ляпнуть что-нибудь неподобающее.

Мы слушали второй альбом Майка – «LV» – альбом довольно слабый, хотя несколько неплохих песен на нем все же имелись. Прослушав альбом два раза и убив кучу времени на придумывание названия, мы отправились по домам и на подходе к станции метро «Технологический институт» увидели светящуюся вывеску – «Кино. Космонавт». То есть перед нами был кинотеатр «Космонавт».

– «Кино», – сказал я. – Давай остановимся. А?

– Хреново, – ответил Витька. – Это не название.

На следующий день он позвонил и сказал – что пусть уже будет «Кино», сил никаких нет думать дальше.

Вот группа и состоялась.

Запись у Тропилло растянулась на месяцы – Андрей записывал «Кино» только в то время, когда в его студии не работал «Аквариум» – самая «студийная» группа из всех, существующих в России (БГ до сих пор не вылезает из студии, практически живет в ней, благо студия

теперь у него своя собственная и сделана так, чтобы обеспечить весь возможный комфорт для пребывания в ней круглосуточно, и, заканчивая один альбом, он уже думает о том, как начать следующий).

О студийной работе мы не имели решительно никакого представления, как, впрочем, и музыканты «Аквариума», которые всячески нам помогали и играли в большинстве песен кто на чем – от металлофона и блок-флейты до советской драм-машины и оркестрового барабана, а Тропилло с Гребенщиковым и Гаккелем даже местами и пели страшными голосами.

В процессе записи Цой ухитрился увести у нашего друга Панкера невесту – не из-под венца, но почти: заявление уже было подано в ЗАГС, но Марианна, к недоумению Панкера, вдруг всячески стала затягивать процесс. В конце концов Панкер как-то накрыл Цоя и Марианну с поличным, застав после очередного квартирного концерта в темной комнате на кровати – целующихся и милующихся.

Все случилось так, как и должно было случиться в подобных ситуациях, – с дракой Панкера и Цоя, в которой никто не победил, так как оба были сильно расстроены: Панкер – потерей невесты и друга в лице Цоя, Цой же тем, что обидел друга, Панкера, и, в общем, потерял его.

Роман Цоя и Марианны начался тоже с драки – такой он был непростой. Точнее, не с драки, а с избиения Цоя и меня в гостях у нашего приятеля Миши Усова, где мы изрядно напились, а случайно зашедший на огонек чей-то знакомый боксер решил, что мы слишком сильно привлекаем к себе внимание, позвал нас в коридор и неожиданно сильными профессиональными ударами «поучил нас жизни». Там же, в этих же гостях, находилась и Марианна – как раз тогда она с Цоем и познакомилась.

Уползли мы из этих гостей вместе – Марианна поехала домой, но искра между ней и сильно побитым Цоем уже, что называется, проскочила.

О романе Цоя с Марианной, точнее, об их любви нужно писать отдельный большой роман или снимать полнометражное кино – настолько это было круто, настолько по-настоящему, настолько не похоже на романы всех наших знакомых и друзей.

Это была совершенно «книжная», романтическая и драматическая история. Это была любовь с большой буквы, Марианна была невероятно сильной и умной женщиной, и она явилась для Цоя если не спасением, то важнейшим катализатором, она определила вектор его движения, всю его дальнейшую судьбу.

Это заметили все – как изменился Цой, четко разделились периоды: Цой «до Марианны» и «Цой с Марианной». Это были два разных человека.

Витя обрел уверенность в себе, он выпрямился, совершенно перестал комплексовать, песни пошли одна за другой – и одна лучше другой, и все песни теперь были о любви. Самая любимая моя из того периода – «Я хочу быть с тобой».

Продолжались поездки в Москву – теперь мы ездили втроем – с Марианной, а потом и вчетвером – к нам примкнул Петр Трощенков – барабанщик «Аквариума», отличный музыкант, в отличие от нас имеющий академическое образование, – в этой связи он иногда подсказывал нам – что и как лучше играть. Цой поначалу прислушивался и внимал, потом перестал – в тот период ему хватало себя и полностью захватившей его любви, ничьи советы и ничьи мнения его практически не интересовали. Он стал самодостаточен. Но – повторюсь – все это дала ему любимая женщина, Марианна. Пусть будет ей земля пухом. Таких цельных, преданных и мужественных натур я мало встречал в своей жизни.