Три комиссара детской литературы
Шрифт:
А как это должно выглядеть?
Пионерлагерем, описанным в «Военной тайне», был лагерь из лагерей — Артек. Но не было в нём настоящих отрядов. Сюда приезжали отдыхать и поправляться, общественная работа была довольно легковесна. Наиболее сознательными людьми в лагере оказались случайные здесь люди — малыш Алька и чему-то научившаяся у него Натка. В «Голубой чашке» мы мельком соприкасаемся с колхозными ребятишками (даже ещё не ребятами). Пашка Букамашкин хорошо знает, что такое фашизм, он немедленно реагирует на выкрик Саньки в адрес Берты. Но он опять-таки одиночка. И потом, когда Санька «осознал свои ошибки и публично раскаялся», опять играют в чижа обиженная, обидчик и мститель, и явно нет у них других, более важных дел. Конечно, они сбегают в лавку, принесут воды, покопаются в огороде, а в дни уборки колхозного урожая привезут страдникам воды и подберут колоски, но это и всё. Эти ребятишки — неплохое сырьё для армии будущего, но они ещё не армия, не то что «крепкая краснозвёздная гвардия».
Иное дело — Тимур и его команда. Эти, оставаясь детьми и не забывая об играх и мечтах, уже по мере сил своих сражаются за дело революции, которая уже двадцать первый год продолжается. В армию им сейчас ходу нет, как с горечью объясняет Тимур Коле Колокольчикову. Но помочь семьям бойцов и командиров, скрутить
Что есть научная фантастика? Это то, чего нет, но что, будучи угадано и раз описано, может появиться. Тимуровская команда была создана фантазией Гайдара, её не было в природе. Следовательно, вся трилогия о Тимуре может считаться относящейся к научно-фантастическому жанру, к социальной фантастике. И фантаст угадал верно! Предугаданное им решение задачи оказалось тем кристаллом в насыщенном растворе, который сразу вызвал массовую кристаллизацию. Великое множество ребят увидело — чем и как заняться. Так появилась возможность возвести плотину поперёк накапливавшейся и становившейся всё более селе- или лавино-опасной «квакинской массы» в мире детей.
Кто такой Квакин? Обыкновенный мальчишка с задатками вожака и кое-какими понятиями о чести, но с отсутствием законного пространства для проявления собственной инициативы. Этого пространства нет и у Тимура, но он пытается его отвоевать, захватить явочным порядком пустующую территорию в мире взрослых — для целеустремлённого добра. А квакинцам просто скучно, делать им нечего… Почему нечего? Потому что советская власть облегчила жизнь их родителям, лишила их необходимости впрягать детей в работу с малых лет. Не всех лишила — Нюрка одна у своей бабки и прикована к козе и некоторым другим работам, но в общем полегчало. И возник вакуум — одних дел не стало, а других нет. Тут уж дело в сознательности. У тимуровцев она есть, а квакинцам её не достало. Точнее — Квакину, ибо его команда, за исключением Фигуры, сольётся с тимуровской очень легко, а потом и квакинцы, и тимуровцы от Тимура отойдут, как мы увидим в «Клятве Тимура». Встреться Тимур не с Колей, а с Лёшкой из команды Квакина, был бы Лёшка тимуровцем — ему просто не повезло с вожаком, а сам он в вожаки не гож. Так что квакинцам просто нечего делать — и не хочется к тому же. Вот они и нападают на сады, и пока что их цель — только яблоки. Поломка ветви или даже целого дерева пока что неумышленны — это всего лишь «издержки производства». Ещё не дошло до умышленного разгрома целого сада, битья стёкол, издевательства над животными или детьми, травли стариков и так далее. Пока что лишь Фигура обнаруживает такие задатки («гнуснопрославленным» назван он в «ультиматуме», да и позже проявляет себя так, что получает трёпку от Квакина), да и их, как мы увидим в «Клятве Тимура», можно вовремя пресечь в развитии, он тоже ещё не безнадёжен, ещё делает первые десятки шагов по многокилометровой тропе зла. Если употребить терминологию Симы Симакова, квакинцы пока что — не шайка и не банда, а ватага удальцов. Но вот они получили ультиматум от тимуровцев — и ответом их было решение очистить ночью целый сад дочиста. Это уже переход к прямой уголовщине — и он никем из них не осознан. Ватага в эту ночь стала бы шайкой, и не её заслуга, что сад уцелел и их деяния не подпали под уголовный кодекс. Не будь тимуровцев — сад был бы опустошён, а лиха беда начало, дальше процесс пойдёт враскрутку и многие бы ещё взвыли в посёлке, а по мере подрастания квакинцев — и за пределами его. Гайдар на этом не акцентирует, но стоит имеющему голову читателю задуматься — и выводы получаются невесёлые. Георгий не дал Квакину и Фигуре прикурить и прочёл им нотацию. Старуха-молочница ждёт от пока что всего лишь озорных мальчишек сразу убийства. Ольга бесцеремонно валит в одну кучу Квакина, Фигуру и Тимура и не стесняется в терминах: «хулиган и негодяй». Доктор Колокольчиков начинает со стрельбы в небо, потом идёт жаловаться Георгию, а найти Тимура и спросить — зачем тому понадобилось стягивать со спящего доктора одеяло — ему и в голову не приходит, ему и так ясно — попытка «похитить», ничего иного быть не может… Это у Тимура хватит соображения и недетской отваги придти к доктору и поговорить с ним начистоту.
А ведь есть в посёлке комсомольцы — по случаю победы на Хасане они устраивают в парке вечер. Кричать «ура» и праздновать — дело, конечно, хорошее, но разве ребята тимуровского и квакинского возраста — не дело комсомола? И разве взрослые наставники комсомольцев, несомненно имеющиеся здесь, с партбилетами в карманах, не должны комсомольцев на это дело натолкнуть, если те сами не сообразили? В данном случае ни внимания к поселковой ребятне, ни внимания к семьям бойцов и командиров той самой армии, которая только что на Хасане победу одержала, — не видно. Только вот к семье погибшего пограничника всё же пришли, да и то с опозданием против тимуровцев. Здесь тоже брешь в советской и комсомольской работе, которую явочным порядком заполнили тимуровцы, взяв семьи красноармейцев под свою охрану и защиту. В такой обстановке возникновение квакинских групп запрограммировано заранее, а вот тимуровская команда без щучьего веления, гайдарова хотения не появилась бы.
Так было сделано великое открытие, сразу давшее урожай небывалый и притом в масштабах всей страны. Гайдар продолжал разрабатывать тему. В «Коменданте снежной крепости» им рассмотрены проблемы поведения в игре, проблемы чести и гуманности на высоком уровне, проблемы искусства, как средства приближения коммунизма. В «Клятве Тимура» особое внимание было обращено на проблемы легализованных тимуровских команд в мирное время. Эти команды немедленно превратились для населения, хозяйственников и администраторов просто в одну из ветвей службы порядка и добавочный источник бесплатной рабочей силы. Команде Тимура ещё повезло — не какой-то «варяг» со стороны,
… Мне, историку, упорно лезет в голову аналогия с германской социал-демократией. Добившаяся легальности, ставшая влиятельнейшей партией, но утратившая революционность и докатившаяся до измены тем идеалам, ради которых люди создавали эту партию, вели упорную борьбу в годы бисмарковского «исключительного закона», — она стала оборотнем, цепным псом тех самых порядков, для свержения которых была создана. Что-то здесь общее с русской сказкой об огне, воде и медных трубах и что-то общее с историей тимуровских команд и с историей великого множества других починов и начинаний в советской истории… Думал ли Гайдар так? Историком он не был, но революционером был. Очень даже мог думать, во всяком случае «Клятва Тимура» ещё до начала войны стала писаться, и уже тогда в ней ставился важнейший вопрос, коего наша критика по сей день в этом произведении вроде бы не замечает. Дать ответ на этот вопрос самому Гайдару не пришлось — началась война, и все силы народа, тимуровцев-гайдаровцев и самого Гайдара были отданы борьбе за победу. Завершённый во время специально для этого навязанной ему отсрочки выезда на фронт, сценарий этот должен был — по вполне уместному социальному заказу — стать инструкцией всем читателям книг Гайдара, не только многочисленным тимуровцам, — как им всем вести себя в военное время. Но Гайдар знал — это может оказаться и последним его завещанием, он не собирался на фронте уклоняться от пуль. И потому он всё же вставил и упомянутый выше вопрос: думайте, товарищи! Задумался ли хоть кто-то? Не знаю…
А потом уж была для него война и была в его корреспонденциях с фронта, сверх прочих фронтовых тем, и особая, гайдаровская тема: «война и дети». Во всех дошедших до нас статьях и заметках он бил в одну точку: отдать жизнь мало, надо именно победить. Учитесь же побеждать!
А потом он остался в окружении, хотя его гнали в самолёт, вывозивший раненых — ещё одного вместо него вывезли. Потом он был фактическим комиссаром партизанского отряда. Потом он в смертном бою лёг за пулемёт и фактически спас отряд от гибели. Потом он смертью своей спас нескольких товарищей, приняв огонь на себя и дав им несколько секунд для спасения. Потом — и до сих пор — идут поиски последних его записей, но пока что ничего не найдено…
Лев Кассиль — второй комиссар детской литературы
Исчез за линией фронта боевой комиссар детской литературы — Аркадий Петрович Гайдар. Долго надеялись на его возвращение, но пока что шла война, война небывалая и всенародная, в ней участвовали и дети — в тылу врага, на фронте и в нашем тылу. Их усилия следовало координировать, на возникавшие у них специфические вопросы следовало отвечать. Одной из форм такой координации, таких ответов, стали радиозаседания Круглого Стола. Возглавлял их Лев Абрамович Кассиль, ученик Маяковского, напечатавший свою первую книгу — «Кондуит» — в журнале «ЛЕФ», ставший одним из виднейших детских писателей параллельно с работой в первых рядах советских журналистов. Его книги и в самом деле были как для взрослых, только лучше, а потому читались всеми возрастами. Очень важной была его близость к спорту — книга «Вратарь республики» и картина «Вратарь» с чудесным маршем «Ну-ка, солнце, ярче брызни!..» стали одним из олицетворений дотермидорианского периода советской истории, наряду с мозаиками Дейнеки в потолке станции метро «Маяковская», бронзовыми фигурами на станции того же метро «Площадь революции» или зданием Химкинского речного вокзала, наряду с «Маршем энтузиастов» или повестью Лавренёва «Большая земля». Но до поры до времени сам Кассиль комиссаром не был — в лучшем случае он был командиром разведвзвода на своём участке фронта жизни и литературы. Он описывал комиссара Чубарькова, лётчика Черемыша, режиссёра Расщепея — все они комиссарами были, а он ещё не был, хотя само собою — чтобы в созданном тобою персонаже увидели именно КОМИССАРА, ты сам должен быть близок к своему герою по кондиции. Но возглавив заседания Круглого Стола и оказавшись в фокусе излучений тысяч взволнованных ребячьих сердец, он воспринял от них такую энергию, что собственное его сердце запылало, как у горьковского Данко, как у ковпаковского комиссара Руднёва, как у Аркадия Гайдара. Упал под немецкими пулями комиссар Гайдар, но подхватил выпавшее из его рук знамя и сам стал комиссаром Лев Кассиль. И в итоге появилась книга «Дорогие мои мальчишки», а в ней ожил двойник Гайдара — комиссар пионеров Рыбачьего Затона, что на другом берегу Волги почти что напротив Сталинграда, ожили «командосы».
Вспомним — «Гайдар» означает по-монгольски «всадника, скачущего впереди». На языке совремённого боевого устава это соответствует Головной Походной Заставе (ГПЗ). Слово взято у монголов, вошло в языки слившихся с ними в единую орду тюрков, стало звучать где «Гейдар», где «Хайдар», и отца великого индийского полководца, сражавшегося с англичанами — Типу-султана или Типо-саиба — звали Хайдар-Али, а секретарь ЦК Азербайджана носит имя Гейдар Алиев. Но ведь память о монгольском иге, в установлении и поддерживании которого сыграли некую роль и удалые «гайдары» из туменов Джебе и Субудая, Батыя и Тохтамыша, жива до сих пор, а перед войной как раз стала вновь оживляться сверху, из почти что полного небытия извлекаться. Но хоть немало идиотов и мерзавцев упражняло свои мозги над измышлением обвинений в адрес Гайдара, а псевдонима его они не касались. Потому что уже существовала народная Монголия Сухэ-батора и Чойбалсана, потому что в совместных боях с врагом побратался Аркадий Голиков с монгольскими воинами и запомнил боевой термин «гайдар», ставший его псевдонимом. Спасибо монгольским братьям — самим фактом своего существования спасли они Гайдара от лишнего ядовитого укуса.