Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
После службы в церкви и завтрака Государь с женою отправились отдыхать в угловую комнату, куда велели подать кофе. Императрица села в обычное свое кресло и закурила папироску в длинном мундштуке, а Государь с кофейной чашкой пристроился у окна разглядывать прохожих на Невском. На улице падал легкий снежок, у земли мело по рельсам конки.
Но насладиться отдыхом им не удалось, раздался топот и в комнату
— Папа, генерал Черевин опять что-то выдумал, — сказал цесаревич.
— Я не буду! — решительно сказал Александр и поставил чашку на подоконник между портретов.
— Что опять? — неприязненно спросила императрица.
— Генерал хочет, чтобы мы это надели на прием в посольство. — Цесаревич указал на тюк.
— Что там? — Царь встал и сам распустил ремни.
— Кирасы, Ваше Величество, — нервно сказал Черевин.
— Какие еще кирасы?
— Кавалергардские. По особому заказу выколочены из стали на Патронном заводе и позолочены.
— Вы что, Черевин, хотите, чтобы мы надели кирасы? Но это же не по форме, мы же не верхом! Когда я соглашался с вами поехать к французам в кавалергардской форме, я и представить не мог, что вы собираетесь сделать из меня чучело.
— Я вам еще и револьверы хочу одеть.
— Ну уж этому не бывать! — отрезал Государь. — Чтобы русский царь с револьвером ходил! Я вам не президент Гарфильд! Может вы мне еще кастет выдадите?
— Опасность настолько велика, Ваше Величество, что я на эту тему даже шутить не могу.
— Вы даже выглядите сегодня трезвым, генерал, — сказала императрица.
— Если вы, Ваше Величество, не выполните этой моей просьбы о кирасах, — голова Черевина еще сильнее затряслась, — то я прошу отставки.
Государь с удивлением посмотрел на генерала. Еще не разу он не слышал от Черевина об отставке, только стенания об ордене Александра Невского и тому подобный пьяный бред.
— Ну-ка, покажите эти кирасы, — велел он.
Камердинеры вынули из тюка две кирасы: одну большую, другую поменьше, и с видимым усилием положили их на козетку.
Цесаревич приподнял нагрудник кирасы и тут же уронил обратно.
— Я не хочу одевать кавалергардскую форму. Я полковник Преображенского полка, и предпочитаю погибнуть в мундире своего полка.
— Думаю, вам полезно будет знать, Ваше Высочество, что ваш дед в утро своей мученической смерти отправился в Малую церковь как раз в кавалергардском сюртуке, а потом они переоделись в мундир саперного батальона для поездки на развод в Манеж. И, быть может, не переоденься он тогда, не привезли бы его в два часа во дворец разорванного бомбой!
— Минни, я наконец-то понял,
— Ну, не хотите кавалергардский — оденьте конной гвардии. Ваш батюшка во время покушения у Летнего сада был в конногвардейском мундире, и остался цел. Мы наденем кирасы на конногвардейский мундир, и все будет хорошо.
— Да это же смеху будет на всю Европу! Царь на прием в кирасе потащился.
— Смеху будет, если вас убьют, Ваше Величество. Вся Европа будет веселиться.
— Там же мой оркестр полковой будет, — сказал цесаревич. — А я вдруг приду в чужом мундире!
— А это серьезно, Черевин, — согласился царь.
— Тогда придется ему мундир поверх кирасы одевать.
— Да не налезет же! — сказала императрица.
— Ничего, Ваше Величество! Еще время немного есть, вызовем Нордштрема, он перешьет мигом.
— Это невозможно! По всему городу пойдут слухи.
— Тогда я возьму казачка из конвоя и вместе с кирасой отвезу его к Нордштрему. Есть в Конвое, у Стопроценко во взводе, один казачок плюгавенький, по фигуре и росту — один к одному цесаревич.
— Мне вы тоже предложите надеть кирасу? — спросила Мария Федоровна. — Я не Екатерина Великая, чтобы в мужском мундире ходить.
— Я советовался с графиней Строгановой, Ваше Величество, и по ее совету был изготовлен особый стальной корсет. — Черевин опять полез в тюк и извлек нечто напоминавшее скорее не корсет, а рыцарский доспех с пластинами, прикрывающими бедра.
Царь саркастически хмыкнул.
— Почему графиня не спросила сперва разрешения у меня?! Я не буду это надевать. Я намерена танцевать сегодня!
— Ваше Величество, вы, мне кажется, не осознаете всей опасности положения. Есть основания предполагать, что за заговором могут стоять великий князь Владимир Александрович и его немка.
На слове «немка» Черевин сделал особое ударение.
— Мария Павловна?! — вздернулась императрица.
— Да, Ваше Величество, если наши подозрения верны, то она не преминет воспользоваться случаем и будет только рада, если вы сами поможете ей оборвать вашу августейшую жизнь.
— Ну уж нет! Извольте, я примерю!
— И Ксении Александровне второй примерьте.
— Гемпель, отнесите эти корсеты ко мне в уборную, — велела Мария Федоровна одному из камердинеров.
— Нет, Мини, мне он сейчас вместе с Вельциным понадобится, — возразил царь. — Я тоже должен примерить кирасу. Позови своего Степанова или Динне. Гемпель, возьмите, пожалуйста, с Вельцыным кирасы и пойдем ко мне в кабинет. Ники, за мной.
Царь решительно прошел в кабинет, даже не оглядываясь на Черевина и поспешавших за ним камердинеров. Наследник с неохотой пошел следом.