Три кругосветных путешествия
Шрифт:
По прибытии судна «Невы» в Ситхинский залив, 26 сентября 1804 года, правитель колонии г. Баранов, в присутствии капитана Лисянского, начальника пришедшего судна, поднял на горе Кекуре флаг и укрепился шестью пушками, а люди заняли дома жителей, которые заперлись в своей крепости, отстоящей около двух верст от сего места. Г. Баранов в обеспечение власти своей над сим островом, под вечер 2 октября с помощью десанта и судна «Невы» сделал нападение на неприятельское укрепление и, продолжая беспокоить, принудил защищающихся к переговорам. Злобный и непримиримый Котлиан (главный их начальник), не желавший мира с русскими, отказался от начальства; тогда прочие тоены решились оставить крепость и в ночи 8 октября вышли из оной, оставив победителям две пушки, множество вяленой рыбы,
Новоархангельская крепость, которая начата, как выше сказано, в исходе 1804 года, ныне свидетельствует о неусыпных трудах главного начальника Американской колонии, М. Н. Муравьева. Он в короткое время вновь выстроил так, что защитою служили не один только палисад кольев, как было прежде, но крепкая стена из толстого дерева, составляющая четырехугольник с четырьмя башнями. Новый двухэтажный дом главного начальника, обширный и удобно расположенный, возвышается посреди всего укрепления, и широкая лестница, защищаемая шестью медными орудиями, ведет к оному через плац; небольшой, но довольно прочный и покрытый бастион примыкает к сему зданию; Арсенал и новые казармы доказывают попечительность всеми любимого начальника. Предместье по морскому берегу, в коем часть поселившихся промышленников имеет свои дома в церковь, под которою расположен госпиталь, составляет на NO стороне крепости форштат, защищаемый орудиями, а в другой – кажимы алеутов и адмиралтейство, обнесенное высоким частоколом, отделяющим оное от форштата и от Коломенских барабер, охраняются башней. Все сие составляет селение довольно обширное; сама же крепость имеет вид красивого замка, в котором, к сожалению, нуждаются свежею водою, ибо на Кекуре при всех попытках не могут открыть даже колодца.
Народы, окружающие владение Американской компании на острове Ситхе (Баранове), – колоши. Сии дикари не имеют ни малейшего понятия о Высочайшем Существе, не признают никакого божества и ничему не поклоняются, нет у них ни законов, ни прав общежития; тоены их имеют власть над одними только колгами, а прочие при первом неудовольствии оставляют прежнего тоена и переходят к другому. Свойства их столь же дики, как и физическое состояние страны, ими обитаемой. Качествами и образом жизни они сходствуют более с лесными обитателями, нежели с людьми. Встреча с колошем в лесу столь же опасна, как и с самым лютым зверем, да и не всегда можно отличить первого от последнего. Одно только шаманство или колдовство имеет влияние на сей грубый народ; следующее обстоятельство, случившееся за несколько дней до нашего прибытия, доказывает великое доверие к оному. Кусковский колош, одержимый болезнью, для освобождения себя от оной призвал ситхинского шамана, который по отправлении отвратительного своего обряда объявил, что причиною его болезни была одна из его жен и что для получения облегчения должно ее убить.
Когда больной исполнил волю шамана, то родственники убитой почли сие обидою, ибо таковое убийство было учинено по совету шамана другого поколения, и в отмщение за то умертвили ситхинского колоша. Ситхинцы, озлобясь на несоразмерную месть (т. е. что за женщину убили мужчину), объявили войну; позднее время хотя и удержало от всеобщего ополчения, но, несмотря на то, несколько человек при нечаянных встречах были принесены в жертву гнусных предрассудков. Г. Муравьев в кратковременное свое здесь пребывание хотя и успел наклонить сих дикарей к некоторому дружелюбию, но при всем том должно обращаться с ними крайне осторожно; гребные суда, посылаемые на прилежащие к крепости островки за дровами или за лесом, должны быть всегда вооружены фальконетами и ружьями.
Г. Юнг, англичанин, служащий шкипером на одном бриге сей колонии и живущий уже несколько лет в Новоархангельске, познакомясь со мною, хотел проводить нас; но едва успели мы отойти на четыре пушечные выстрела от крепости, как он, боясь соседей, принужден был воротиться назад. Не менее
Таковые прения, основывающиеся на одном только корыстолюбии, часто производят раздор между поколениями и сопровождаемы иногда кровопролитием. Ныне капитан Муравьев в противность мнения г. Баранова, не терпевшего близкого соседства с колошами, дозволил им небольшую оседлость недалеко от крепости, в намерении иметь поручительство мирного их расположения к русским и залог для тех, коим нередко случается по некоторым нуждам удаляться от крепости, впрочем, они без особенного дозволения не могут входить не только в крепость и адмиралтейство, но даже и на форштат, в противном же случае их забирают и обходами отводят под караулы в крепость, где и наказывают как ослушников.
Колоши весьма искусно стреляют в бобров из ружей и тем много препятствуют выгодам Компании, которая выдает из заведенной ею лавки как промышленникам, служившим прежде по контракту из паев, а ныне по новым ее установлениям получающим по 360 руб., так и употребляемым при промысле алеутам, за каждого бобра разными товарами на 10 р. или марками, заведенными в обширной и торговой ее столице. В числе сих товаров первое место занимают комлейки, еврашечьи и птичьи парки, по обязанности приуготовляемые женами сих же простодушных алеутов. Отправляющийся на промысел должен иметь две комлейки из компанейской лавки с платою по 5 р. за каждую, что и составляет по положенным ценам цельного бобра, коих в лето один человек может убивать два или три.
Промышленники, находящиеся ныне на жаловании, а не в паю, не могут уже пользоваться удачею промысла; они должны всякую нужную одежду и обувь брать из лавки в счет жалованья, отчего по истечении года долг на них постепенно увеличивается так, что многие, пробыв следующее лето по контракту, принуждены бывают без всякого срока и надежды на уплату оставаться в неволе, в которую завлекают их обольстительные рассказы услужливых краснобаев Компании. Сношение с русскими ознакомило алеутов с роскошью, о коей они прежде и понятия не имели, и заставило их ныне прибегать к той же отраве (лавке), неприметно разрушающей первоначальное и счастливое их бытие.
Кроткий и простодушный алеут в полном распоряжении Компании и повинуется ей во всем беспрекословно, не понимая, что только он один с пользою служит в промыслах бобров, выдр и нерп, составляющих все богатство оной. Невозможно не удивляться малому попечению о столь полезных для Компании людях, известных здесь под названием когоров (невольников), ибо кажимы, в коих они живут, состоят из двух сараев с разными отделениями, подобными стойлам в конюшнях. Смрад и заразительная нечистота жилища, где помещают алеутов с их женами и детьми при двух тоенах (в летнее время по случаю промыслов число сие увеличивается до 500), ужасают и не позволяют путешественнику иметь подробнейшего познания о их домашней жизни.
Бедность в необходимых потребностях, а притом вкравшиеся прихоти, дурное содержание, способствующие преждевременной смерти, и самый промысел, во время коего они с своими утлыми байдарами нередко поглощаемы волнами или погибают при спорах о звере, значительно уменьшили число алеутов со времени учреждения Американской компании. Лютый американец, убивая угнетенного когора, нимало не страшится должной мести; бобра, застреленного или насильно присвоенного от бедного алеута, или даже иногда и от самого промышленника, не охотно меняет в расчетливой конторе, а сбывает его на суда Соединенных Штатов, за огнестрельное оружие, порох, кинжалы, фриз, байковые одеяла и другие вещи, получая за каждого бобра по ценам местной конторы от 100 до 112 рублей.