Три кругосветных путешествия
Шрифт:
Между тем настало обеденное время. Капитан Беллинсгаузен посадил гостя возле себя. Начальник анюйский старался во всем подражать сидевшим с ним за столом, только трудно было ему управиться с вилкой. После обеда одели гостя в старый лейб-гусарский мундир; он был вне себя от радости; потом, после троекратного ура, капитан Беллинсгаузен торжественно надел ему на шею серебряную медаль; каждый по очереди тихо подходил к анюйскому начальнику и почтительно ее рассматривал. После этой церемонии, которая произвела, по-видимому, на островитянина глубокое впечатление, может быть, он побережет медаль хоть до встречи с новыми европейцами.
Посланный на берег воротился и привез с собой молодую островитянку; ее пригласили в кают-компанию, и капитан Беллинсгаузен подарил ей зеркальце, сережки, перстень и кусок красного сукна, которым
К вечеру гостей, щедро одаренных, отправили к берегу на нашем ялике.
Оставляя атоллы, нельзя не подивиться этим гигантским зданиям, воздвигнутым мельчайшими черепокожными животными. Основаниями атоллам служат подводные острова, и потому некоторые естествоиспытатели искали в атоллах кальдеры подводных островов, поднятых немного ниже уровня моря и потом достроенных кораллами до поверхности океана. Действительно, кольцеобразный вид атоллов имеет поразительное сходство с кальдерами. Но, оставляя гипотезы, несомненно то, что подводные острова, действительно, достраиваются кораллами до уровня моря. Бурун, разбивающийся на коралловых рифах, превращая некоторые из них в песок, засыпает им пустоты между коральными ветвями. Помет птиц, морская трава, разные водоросли, лишаи, приносимые волнами моря, сгнивают и образуют первый пласт чернозема, на котором приносимые теми же волнами семена различных растений развиваются и покрывают новосозданный остров богатейшей тропической вежетацией [142] . Напоследок, подымаются высокие кокосовые пальмы и служат убежищем от солнечного зноя временным или постоянным обитателям атолла.
142
Имеется в виду растительность.
Кокосовые деревья принадлежат к числу самых полезнейших растений для островитян. В кокосовом орехе находится прохладительная и приятная для питья жидкость; внутренность ореха употребляется в пищу, скорлупа его служит посудой, листья кокосовые идут на крыши хижин; из коры вьются веревки для скрепления лодок и для арканов. Вообще, где есть кокосы, там наверно есть и жители. Отличительная характеристика всех атоллов есть та, что, приближаясь к ним, не имеете никаких признаков существования острова, доколе вдруг не вырастет пред вами в воде целая пальмовая роща или не явятся отдельные группы дерев. Потому-то и плавание в этом архипелаге, особенно ночью, весьма опасно. Бедственная участь Лаперуза и некоторых других мореплавателей служит несомненным тому доказательством.
20 июля на пути к Отаити увидели остров Матеа; когда мы шли вдоль северной его стороны, берег походил на темные стены высокой крепости, на верху которой качалась от ветра роща кокосовых пальм. Поравнявшись с северо-восточным углом острова, заметили на выдавшемся к самой воде мысу четырех человек, они махали нам красной тканью, привязанной к длинному шесту. Шлюпы легли в дрейф и послали на остров ялики. От нас поехали лейтенант Анненков, доктор Галкин и я. Мы хорошо пристали к берегу и нашли там четырех мальчиков, двоих взяли на шлюп «Восток», а двоих привезли на «Мирный». На острове, кроме кокосовых пальм, мы видели и хлебное дерево, нашли также и несколько ручьев хорошей свежей воды.
Привезенные на шлюп мальчики были один по пятнадцатому, другой по десятому году от роду. Старший, с помощью знаков, рассказал нам следующую историю.
Они с острова Анны и бурей занесены были с их родственниками на остров Матеа, потом пристали туда же другие лодки с неприятелями, которые перебили и съели прежде прибывших, выключая четверых мальчиков, успевших убежать и скрыться в кустах, где и оставались они, пока неприятельские лодки не удалились от острова. Видя наши шлюпы и наслышась, что европейцы людей не едят и не обижают, решились просить знаками, чтоб мы взяли их с этого острова.
Мальчики
21 июля рано поутру все офицеры были на палубе и часто смотрели в ту сторону, где Отаити должен был открыться. В девять часов закричали с салинга: «Виден берег!». В зрительные трубы действительно можно было рассмотреть очерки двух отдельных чуть-чуть синеющихся гор. Отаити открылся нам с лишком за пятьдесят миль. По мере приближения к нему новые горы выходили из моря и переменяли рисунок картины, легкие тени стали оживляться, и к вечеру остров Отаити, покрытый богатейшей тропической растительностью, представлялся уже нам во всей красоте своей. Но в тропиках скоро темнеет: настала ночь почти без сумерек. На взморье засверкали огоньки, волны озарялись фосфорическим светом от скользящих рыб. Над горами острова плавали темные тучи, но большая часть неба была чиста и усеяна яркими звездами. Млечный Путь блистал неизвестным для северных жителей светом, особенно пояс его, проходящий от ног Центавра чрез Крест к середине корабля. По небесному своду пробегали нередко огненные метеоры. Горящий в беспредельном пространстве Южный Крест как бы осенял наши шлюпы [143] .
143
Созвездие Южного Креста при восхождении и захождении кажется наклоненным, а проходя меридиан, стоит вертикально. При появлении его все небо озаряется светом, близким к тому, какой бывает при сиянии луны (прим. автора).
По восточную его сторону загадочное темное пятно, в виде груши, как бездонная труба в беспредельное пространство неба, из которого ни одна звездочка не посылает отрадного луча; этот так называемый Угольный Мешок невольно привлекал на себя внимание и еще более возвышал блеск звезды на оконечности Креста. Нельзя равнодушно смотреть на туманные пятна, которых насчитывают тысячи; иные и в самые сильные телескопы не разлагаются на звезды и, по мнению астрономов-поэтов, может быть, состоят из скопления мировой материи. Ночь тропическая на 22 июля пред Отаити, царицей Полинезии, с темно-голубым небом, при стройном шествии небесных светил, которые, по выражению одного христианина-поэта, «имя Бога в небесах своим начертывают следом», была невыразимо прелестна и принадлежала к числу таких, которые в жизни человеческой редко повторяются, может быть потому, что дают слишком уже много чистейших наслаждений.
Поутру 22 июля, подходя к мысу Венеры, мы имели пред глазами самую восхитительную картину. Отаити представился нам опоясанным тройной лентой из серебра, золота и зелени от разбивающихся о прибрежье волн, от чистейшего на взморье песка и роскошного ковра зелени, на котором возвышались кокосовые и банановые пальмы, служившие приютом для чистеньких веселых домиков; с гор катились светлые ручьи; островитяне суетились, спешили спускать с берега свои лодки и поплыли к нам навстречу; впереди их шел европейский ялик; шлюпы легли в дрейф, и ялик пристал к «Востоку». На нем сидели два островитянина; один из них высокий ростом, смуглого лица, в белой коленкоровой рубашке вошел на шлюп и подал капитану Беллинсгаузену письмо, сказав на худом английском языке, что оно от короля.
Письмо было следующего содержания:
Государь мой!
Я послал лоцмана провести вас на Матавайский рейд и буду рад вас видеть в безопасности на якоре.
Капитан Беллинсгаузен одного из посланных оставил у себя, а другого отослал на «Мирный». Шлюпы направили свой путь прямо к мысу Венеры, миновали коральный риф и, пройдя узким проходом между этим рифом и Дельфиновой мелью, бросили якорь на Матавайском рейде, неподалеку от берега, на том самом месте, где в 1767 г. капитан Валлис имел с островитянами сражение и где стоял Кук.